Дорога в У.
Шрифт:
Божья милость. Мир, Рим, пусть третий. Пути и дороги, пластинка. Ученик из туалета на Московском вокзале, все дороги. Сам учусь у. Встреча в метро и на Невском с Лебуркиным, два раза, Джойс, Улисс, ночь, огни. Магрит, необходимость подвига. П. Простота это категория, вечный императив. Кант, колокольня, постижение трансцендентного. Хуже воровства. Лучшее, Рене Магрит. Прекрасная узница. Письмо. П. спутница, Валентина, дом кино. Платок, пальто, нечто. Восторги, брызги, соль волн. Потом нищие у входа в магазин, на самом пороге. Их глаза, костыли, руки. Наш брат, сестра, тихое обаяние буржуазии, мурлыкающее синема.
После театра кино и книга, тихие и громкие страницы, война, мечта о вечном мире, письмо в В. Взгляд из под платка, воспоминание. Свое, чужое, граница снов. Доктора и п. Думаю,
Узкие врата, романс о калитке, дверном запоре, замках, открытой двери, ночном портье. Ресепшен. Пословица про аппетит.
Тревога, ветер, песок сомнений. Морской берег, синее небо киноромана, волны, голубые и зеленые, даль безбрежная. Окоем. Океан.
Мир актрис, больших и маленьких как птицы. Мир людей, зверей, дверей магазинов.
Вчерашний музей, вчерашний тир кино, где стреляют и сходят с ума, идут в воду, прыгают вниз. Вчерашний снег. Битва за место в кафе, за столиками новые и старые русские. Милиция! Дом Достоевского, мое кафе, которое любит и мафия машин. Словно американский салун, Дикий запад, прерии. В голубой час на Владимирском. После музея и Невского. Открытие карты Сибири в Эрмитаже, виденной до этого мимоходом не один раз. Изображение справа налево. Москва справа, Ярославль, Кострома, Н. Новгород, Вологда, Архангельск внизу, Волга, Муром, край Сибири.
Позы и место, взгляды в кафе. У стойки бара, атмосфера нагнеталась, взрыв, наконец. Милиция! Бармен: не кричите! Куски торта летят в даму, в господина. Шум в доме Достоевского, настоящее кафе. Девушка с тетрадью, любительница вин, пожилой господин с дамой, молодые люди сзади в зеркалах, нуво е вьё рюс. Все смешалось в доме Д. Дамская кампания у входа разлетелась как стая птиц при крике милиция, кавычки. Долгое искусство, быстрый и скорый конец. Неожиданный, долгожданный. Помощь, простыня. Конец, конец, конец.
Государство Московское на карте Сибири, Эрмитаж, в начале русского коридора. Кафе, потом свежий воздух, театр у черного входа, там где вахта, электрики, два или три маленьких кресла, толпятся люди в ожидании контрамарки, артисты-люди-артисты. Ласкин уходит, говорит, что приехал из Пушкина, больной, мэтр не появился на черном ходу. Милиционер. Триумфальная арка на свежем и зимнем воздухе, вход и спуск в метро вместо театра.
Молодой мафиози бьет пожилого господина в кафе, дама за стойкой говорит: это твой отец. Трое молодых мафиози, гордые мужчины в черном, испанцы, итальянцы, Гренада и Сицилия, Санкт-Петербург, напротив театра, в доме Достоевского. Фашизм, все в одном венике. Будто Сенная площадь, вместо крестьянки пожилой мужчина, тихий буржуа с дамой за столиком кафе Бедные люди. Карта Сибири, составленная Ремизовым в конце семнадцатого века. Мука кино, ночь пятницы, суббота. Мафия, спектакль Смерть Тарелкина в фильме. Артистка Кабанова. Тяготение к фатальности, сцене в любом виде, прошлогодние и нынешние снеги. Кафе, потом метро, искусство тоталитарной эпохи, Нарвская. Невский, потом Владимирский, снег, колокольня, голубое и синее сияние. Молодой бармен в красной жилетке, белой рубашке, черная стойка. Чашка чая, кусок орехового торта, конец века в доме. Дом писателя, прошлый век, настоящий. Отчего вы так злитесь, господин И.? Посмотрев до конца не выключив ночное кино про дачу, парализованного мафиози, тюрьму, кочегарку, сумасшедший дом.
Россия, кафе-дом писателя, музей с рисунками Гойи последнего периода, тридцать пять, в т.ч. т.н. бордосская тетрадь. Сумасшедшие, нищие, кающиеся монахи, больные, катающиеся на коньках, летающая женщина, махи: все это углём, железными чернилами. О этот юг, эти повешенные в лесу, продающая билетики счастья безумная женщина. Дикая сказка Гойя. Метро, люди в ожидании театра, ночное кино про мафию, фильм громкого и тихого ужаса в ночь на Татьянин день, выстрелы не освобождают, это ужас. Да и такой, моя Россия, где человеческая жизнь. Тяжесть, невозможность погружения. Такой фильм с бесполезными выстрелами в конце.
Жилище сна, страхов, фатальных ожиданий. Граница между снами и другими реальностями. Сон разума. Мертвые встают и едут в поезде. Случай с А. Е., которая умирает во сне во время поездки в деревню, где она раньше жила. Вечером звонок от Антона. Упоминание об Уайльде. О том, как важно быть среди юных для свежести и бодрости. О школе для девочек, выставке, визите его знакомой, преподавательнице португальского языка. Преподавателе университета, муж которой в Париже. Визит в воскресенье. Прогулка по кладбищу, чуть-чуть, несколько шагов, сон города, огни, деревья, собор. Счастье длится несколько секунд, открытие Достоевского-Гете. Вспомнил об этих секундах утром. Прогулка по городу за святой водой с пустой бутылкой из под испанского вина. Барселона в Санкт-Петербурге, Севилья, воображаемое море. Атлантический океан. Век географических закрытий, торжественных как в манеже, Эрмитаже, других музеях и театрах. Прекрасная незнакомка из дома кино. Девушка по имени Валентина, русская мечта. Перформанс на закрытии конференции о преступлении и наказании. Девушки, жертвы проворных сигналов. Открытие сигнальной системы. Сон, собор, где музей Севера, палатки и мех исследователей. Проворные пальцы вышивальщиц, хирурги и шахматные шаманы. Черная и белая магия. Мой город, река и мы. Классическая цитата. Б. и черное. Звонок Ларисы. Мысли в январе, шубы, проруби, сон разума. Город и монстры, мертвецы, узор чугунных оград. Чтение девяностого псалма. Среди змеев и львов, не пугайся. Не бойся. Святость воды и огня, земли, и воздуха. Их чистота. Очищение ими. Сцена с Сергеем. Мой страх как в театре, тогда во время визита на Бассейную улицу к госпоже Вере Николаевне, переводчице Голдинга, итальянской студентке Сильвии. Он вышел из кухни в коридор. Его тонкие пальцы пианиста, его голова, обдумывающая ход. Его ультиматум, предложение подумать о плате за рукопись тела. Слова Соловьева о чухонском Содоме, нашей северной столице.
Длинное искусство, роман о розе, трубадуры, люди в офицерских бушлатах на дорогах, в метро, на вокзале. Французский антироман, Роб-Грийе, черные платья мадемуазель. Взгляды мужчин как прелюдия к. Проворные кинжалы, прекрасная пленница. Вспоминаю в этих снегах о других, через то лето, риторика через весенние воды, осенние. Сияние вод и воздуха. Прозрачная бумага с водяными и воздушными знаками. Музыка из кухни, провода, сигналы. Аудио — и видеоаппаратура, буквы.
Египетская книга мертвых, живое дыхание, папирус письма. Между восходом и заходом солнца длинное искусство.
Их шапки, пальто, ботинки, п. вокзала. Сенная площадь. Собор П. Богоматери. Метро, бывшая церковь, видел на календаре у Ларисы в прихожей фотографию разрушенной церкви Знамения Б. матери, почти как собор в Арзамасе. Котлован или кратер метро, другой павильон со шпилем и звездой. Лиговка, название из детства. Огни и линии трамвая, дома. В век географических открытий. Смирение в рубашках, пальто, брюках. Смирение в одежде. Белая Индия, длинные рукава как поездка переводчиком в автобусе. То, что ты видишь за окном.
Темное время суток, город между полусветом и тьмой. Полутьма, полусвет. Состояние между, доли как в музыке. Воспоминание о золотом сиянии. О голубом, розовом, других цветов. Черные ботинки, слякоть на Невском проспекте до и после. Памятник Гоголю через год лицом к Невскому проспекту ежась в шинели, такая поза писателя. Писатель как балерина или певица с внутренним голосом. Это потом. После моего возвращения из Франции и Швейцарии. После моего круизинга. Открытие памятников Достоевскому и Гоголю. Фильм Сокурова.