Дорога в жизнь
Шрифт:
И он разложил на столе карту, сделанную детской, но, несомненно, уверенной и искусной рукой. Зеленая, голубая, коричневая краски положены ровно и тщательно, условные знаки нанесены тушью, тонким пером. Онемев, мои ребята склонились над картой, а строгий Полосухин, очень довольный произведенным впечатлением, карандашом показывал нам наш парк, поляну, дом, речку за парком, овраг, железную дорогу…
Король стал чернее тучи. Саня тоже нахмурился, но сохранял видимость спокойствия. Зато Петька совсем потерял себя от огорчения. Он вертелся на стуле, вздыхал, шмыгал
– Вот примерно та территория, которую мы выбрали для расположения наших частей. – И Полосухин обвел карандашом соответствующее место на карте.
«Территория» была выбрана с умом: по соседству с речкой, в дальней части леса.
– Та-ак… – протянул Король.
– А у нас к вам большая просьба, товарищи детдомовцы, – сказал Гриша. – Конечно, подготовку к военной игре надо вести в секрете, но скажу вам прямо: нам не хватит десятка флажков для сигнализации и десятка ружей. Нельзя ли и то и другое сделать в вашей мастерской? Мастерская школы, где сейчас находится наша база, в ремонте, и нам трудновато работать.
– Как, Алексей Саввич, – спросил я, – осилим?
– Осилим, я думаю… нас немного связывает ремонт школьной мебели и заказ колхоза имени Ленина, но надо поднажать…
– Поднажмем! – решительно сказал Саня.
– Я думаю, – снова заговорил Гриша, – нам надо будет встретиться через несколько дней, уточнить все подробности. А насчет ружей, можно считать, договорились?
– Договорились!
– Сколько у нас до поезда?
– Полтора часа.
Гриша обвел глазами моих и остановил взгляд на Сане:
– Ну что же, может, покажете нам ваши владения?
– А что… конечно… пожалуйста!
Пионеры сорвались с места, словно воробьи, по которым выстрелили из рогатки. Непостижима была разница между плавным «досконально», «изучение местности» и азартным видом, с каким они выбежали из клуба и затормошили наших, требуя, чтобы им скорее показали все-все! Они выспрашивали о каждой мелочи, заглядывали во все закоулки, поистине «досконально» исследуя и наши мастерские, и парк, и дом, и гимнастический городок. Петька, конечно тоже сопровождавший их, еще долго не мог опомниться после этого внезапного превращения. И вечером, когда мы собрались на совет детского дома, он только таращил глаза и все повторял:
– Ишь ты! Ишь какие… ка-акие они! А Генка-то… он у них сквозь землю видит!
– А ведь верно, Семен Афанасьевич! – поддержал Сергей. – Они такие, ребята эти… Они только сперва задавались, а потом ничего. И понимают здорово, всё углядели, что и как. Геннадий этот у них… вот который речь говорил… Полосухин. Он здорово соображает!
– Геннадий ничего, – подтвердил и Король. – А вот в очках… как его… Шурка, что ли? Этот еще несмышленый. Хохочет много. Если они таких маленьких наберут, так и играть мало интереса.
– Вот это ты зря, – возразил Саня. – Ну что же, что хохочет. Ну, смешно было, как Ленька стал курами своими хвастать. И когда Володин с трапеции упал – тоже смешно. Несмышленых и у нас хватает. А с таким Геннадием воевать – ой-ой-ой! Не заскучаешь.
– Геннадий – это да, – немедленно согласился Король. – И Сенька тоже.
Петька вдруг весь расцвел:
– Сеня и свистит же!
– Верно, и свистит здорово. И песню эту… «Красный Веддинг». В общем, ребята хорошие.
Даже Суржик вставил слово:
– С ними ухо востро… У них вон карты какие… а у нас что – серость одна.
Сергей обиделся:
– Как это «серость»? Научимся тоже. Но только надо поднажать, а то проиграем так… потом позору не оберешься.
В этот вечер совет детского дома заседал допоздна, обсуждая план подготовки к будущему сражению. А назавтра с утра Король начал проводить этот план в жизнь. Он взялся за дело так страстно, с такой одержимостью, что все вокруг него закипело и забурлило.
После вечернего чая ребята поступали в распоряжение Короля. Я и раньше знал, что у него быстрый ум и живое воображение, но ни я и никто другой не ожидал от него такой неистощимой изобретательности. Выдумкам его не было конца.
– Вот, – говорит Дмитрий, выстроив отряд (отныне взвод) Стеклова, – я от вас отворачиваюсь. Считаю до десяти. За это время прячьтесь кто куда.
– В спальню можно? – пищит Леня Петров.
– В помещение нельзя, – категорически отвечает Король. – Ну!
Он отворачивается, плотно закрывает глаза и начинает размеренно:
– Раз… два…
Леня со всех ног бежит куда-то за курятник. Сергей, не теряя обычного спокойствия, беглым шагом скрывается в парке. Павлушка стоит растерянный и недоумевающий, потом расплывается в улыбке – ага, мол, придумал! – и карабкается на корявую, развилистую сосну. Остальные тоже находят себе убежища каждый по своему вкусу.
– …девять… девять с половиной… десять!
Король быстро поворачивается и, точно у него были глаза на затылке, тотчас бежит к курятнику. Вот он извлек растерянного Леню и мчится в парк: хватает одного в кустах, другого за деревом, третьего в какой-то ямке. Он заглядывает за угол дома, за распахнутую дверь столовой, под террасу – и безошибочно вытаскивает оттуда ребят, как будто видел, куда и как прятался каждый. Прошли считанные минуты – а перед ним уже собрался весь стекловский отряд. Не хватает только одного… Но Король, утирая вспотевший лоб и даже не глядя вверх, с подчеркнутым безразличием предлагает:
– Пашка, слезай! Да слезай, говорю, хватит тебе ворону разыгрывать!
Сконфуженный Павлушка слезает с дерева. Коленки у него ободраны, ладони почернели от смолы.
Но смех и галдеж тут же стихают, потому что Митька говорит с расстановкой:
– Никудышная ваша маскировка, всё делаете по-глупому. Куда Ленька побежал – вот задача! Да ее куры разгадали: они Леньку как завидят – сразу кудахчут. А вы в парк бежали – какой топот подняли! Как целый табун!
– Да, а где время взять! – обиженной скороговоркой и, как всегда, пришепетывая от волнения, возражает Вася Лобов. – Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять – разве тут поспеешь по-настоящему спрятаться!