Дорога висельников
Шрифт:
В дни после визита Бранзарда он убедился, что друг детства прав и слежка не мерещится с пьяных глаз или с недосыпу. Нужно было решаться.
Бежать очень уж не хотелось. Вся предыдущая жизнь отучила Сигварда бегать. Но из Дома Трибунала не бегут вообще. Не было такого случая за всю историю этого учреждения. И Сигвард решился.
Первоначально он сплавил из города Ловела. Брать его с собой Сигвард не собирался, а губить парня тоже не хотелось. Ведь после побега Сигварда, если Ловел при том будет в городе, его заметут в первую очередь. Поэтому Сигвард отправил Ловела с письмом к одному из старых армейских приятелей,
С собой он мог взять только деньги и оружие. Ничего иного дворяне при себе не носят. И одеться следовало так, как одевается человек, который отправляется на Канальную и не желает, чтоб его узнали. То есть одеваться-то можно как угодно, но сверху накинуть плащ подлиннее и попросторней да надвинуть шляпу на самый нос. А вот коня придется оставить в конюшне «Трилистника». Канальная – не та улица, куда ездят верхом.
Он вышел из гостиницы засветло. Нате, любуйтесь, пока зенки не лопнут.
Днем ни одно заведение на Канальной не работало. Труженицы отсыпались. А к вечеру, еще до того, как веселье вступало в свои права, двери гостеприимных домов начинали распахиваться.
С Канальной, помимо стражников, много народу имело навар. Посетителям же нужно было выпить, закусить, а то и отдохновением душу потешить – потому на Канальной еженощно отрабатывали свой хлеб музыканты и певцы. Ну а о тех, кто обирал на улицах пьяных гуляк, а также о своднях и сутенерах и речи нет.
Вообще же заведения на Канальной были на любой вкус, вернее, кошелек. От самых паршивых до сравнительно чистых, где и господа дворяне не брезговали проводить свой досуг.
То, куда направлял стопы свои Сигвард, называлось «Шалунья Пуцци» и официально считалось гостиницей. Вывеска, изображавшая красотку в самой зазывной позе и платье ядовито-апельсинного цвета, не оставляла сомнений в том, чем здесь на самом деле занимаются. Впрочем, переночевать и поужинать в «Шалунье» и впрямь можно было, тут содержатель заведения не врал.
Это был большой двухэтажный дом с черепичной крышей – большая роскошь, у большинства строений квартала крыши были соломенные. Изначально дом был выкрашен ярко-желтой краской, но та облупилась от сырости. Сказывалась близость канала. Когда-то, еще при королях, здесь была граница города Тримейна, и именно здесь, за городской чертой, велено было селиться гулящим девкам. Город с тех пор разросся, а Канальная осталась Канальной. Суше, правда, не стала. Мостить ее никто не собирался, разве что доски могли положить посреди улицы, чтоб дорогие гости в грязи не утопли.
Сигвард толкнул дверь и вошел в зал «Шалуньи». Внутри тоже были заметны попытки кое-как приукрасить помещение. Балки были увешаны пучками травы и цветов – жалкое подобие цветочных гирлянд, украшавших дома богатых городских особняков. Пол был вымыт – хотя не оставалось сомнений, что до утра его заплюют и заблюют.
Народу в зале было пока немного, и первые заспанные девицы только начали спускаться к гостям. Музыканты в углу – трое угрюмых испитых парней с мандолиной, виолой и флейтой – настраивали свои инструменты. Посетители, очевидно, полагали свои инструменты в полном порядке. Они, раскинувшись за столами, тянули пиво или вино. Табак не курили – эта зараза в Тримейн, в отличие от южных портовых городов, еще не проникла. Ставни были прикрыты, и зал освещали масляные плошки.
Сигвард сомневался, что тот, кто следовал за ним, рискнет сразу же войти в блудилище. Должно быть, станет караулить снаружи, присматривать за дверями. А вот потом, когда в зал набьется побольше народу, тогда и появится.
Ну так нечего тянуть.
Он огляделся.
За столом рядом с музыкантами сидел парень, года на три моложе Сигварда, в коричневом джеркине эрдского сукна и берете, обшитом выцветшей тесьмой. Его острый нос явственно был перекошен влево – неправильно сросся после сокрушительного удара. Усы и борода были коротко подстрижены, на столичный манер. На боку у него была рапира, и Сигвард не сомневался, что это не единственное его оружие.
Сутенер и сутенер. Плюнуть и растереть. Но Бранзард описал именно этого человека.
Сигвард направился к столу и сел напротив кривоносого. Тот осклабился.
– Желаете поразвлечься, благородный господин?
Он и говорил как сутенер, но во взгляде его, хищном и цепком, не было ни приниженности, ни подобострастия.
– Прежде чем развлекаться, я бы хотел знать, на верной ли я дороге.
– Тут без выпивки не разберешься, – ответствовал кривоносый. – Желаете эля? Настоящий, эрдский. Или пива? У нас лучшее пиво в городе.
– Лучше что-нибудь покрепче.
– Есть славный рейнвейн, только что доставили. И мускатные вина.
– Это пусть ваши девицы пьют. А я хотел бы чего-нибудь… чего не подают в других заведениях. – Сигвард был уверен, что мелет полную чушь. Но на этом настоял Бранзард. – Например, «крови мучеников».
Кривоносый посмотрел на него не мигая.
– Это дорогое вино.
– Я готов платить.
– И оно не всякому по силам.
– Ничего, у меня голова крепкая.
– Что ж… – Со стороны лестницы послышался шум, смешки и взвизгивания. Это очередная партия девиц спускалась к посетителям. – Эй, Минни! – крикнул кривоносый.
К столу поспешно приблизилась изрядно сложенная девица, светловолосая, нарумяненная, в низко вырезанном малиновом платье с темно-синими вставками, с дутыми браслетами на пухлых запястьях. Несмотря на румяна и прочие краски, покрывавшие ее лицо, было видно, что она еще очень молода.
– Что, сударь, хороша? – осведомился кривоносый.
– Недурна, – отозвался Сигвард.
– Вот, Минни, отведи благородного господина к себе и развлеки его так, чтоб ни на что не было жалоб. А я пока спущусь в погреб и посмотрю, нет ли в запасе того вина, которое господин заказывал. Вскорости я поднимусь к вам, оставлю вино и прослежу, чтоб вас никто не беспокоил.
И, не дожидаясь ответа, он легко поднялся с лавки и прошел по залу, расталкивая новоприбывшую публику.
– Пойдем со мной, красавец. – Минни протянула Сигварду руку. Ногти у нее были обкусаны. Говорила она несколько в нос, как многие простолюдинки в Тримейне, но голос у нее был приятный.
Музыканты наконец настроили инструменты и грянули моррис. Несколько пар сорвалось с места и с топотом ринулось в пляс, так что, пока Сигвард шел за Минни к лестнице, его едва не сбили с ног.
– Ну и пруха тебе, Минни! – крикнула худая черноволосая девица в полосатом платье. – Вечер только начался, а у нее уже клиент.