Дорогами большой войны

Закруткин Виталий Александрович

Сидельников поздоровался с Жуком, нащупал ногой какой-то обрубок и сел, приготовившись слушать задачу. Как и все разведчики, он был одет в серую стеганку, ватные штаны и сапоги и ничем не отличался от рядового казака.

Жук внимательно осмотрел разведчиков и сказал:

— Дело предстоит очень важное. Пойдете в Ага-Батырь.

В последние дни слово «Ага-Батырь» навязло в зубах у казаков, но никто из разведчиков ничего не сказал. Все они понимали, что дело действительно предстоит важное и опасное.

— Самое

основное, — продолжал Жук, — танки и пушки противника. Они должны стать главным объектом вашего наблюдения, ради них вы идете туда. Генерал хочет знать, не перебрасывают ли немцы свою технику к нам на правый фланг. Сведения об этом надо добыть во что бы то ни стало, потому что от них сейчас зависит судьба всего нашего соединения.

— Понятно, — отозвался из темноты Сидельников.

— Не отвлекайтесь в сторону мелочей, — стуча зубами, говорил Жук. — Особенно тщательно проверьте дорогу севернее Ага-Батыря и установите точно, наблюдается ли движение техники на север или нет. Генерал ждет исчерпывающего ответа, без всяких фокусов. Понятно?

— Понятно.

— Документы сдали?

— Сдали, — ответил Сидельников, — ведь не в первый раз.

— Ну вот, смотрите…

Пока Жук, водя по карте прыгающим в его дрожащих пальцах карандашом, объяснил разведчикам схему движения и основные объекты наблюдения, в кошару вошел старший лейтенант Коротченко, недавно прибывший из разведывательного отдела войск Северной группы.

— Вот и хорошо! — весело закричал Коротченко. — Все налицо. А я думал, что никого не застану…

Он присел рядом с Сидельниковым, дослушал задачу и сказал, обращаясь к Жуку:

— Слушай, Олег, я тоже пойду.

— Куда? — не понял Жук.

— В Ага-Батырь.

Жук поморщился. Он не любил, когда что-нибудь нарушало его расчеты и путалось в ногах. Правда, Коротченко в какой-то мере был начальником. Он прибыл в соединение для изучения работы разведки и уже не раз говорил, что пойдет с разведчиками в дело, но то, что он захотел идти именно сегодня, не понравилось Жуку. Кроме того, Олег Жук, как и все страстные охотники, был чуть-чуть суеверным, и его покоробило, что Коротченко будет в группе тринадцатым.

— Пойдешь в другой раз, — сказал Жук. — Понимаешь, сегодня очень важное дело. Если оно будет провалено, генерал мне голову оторвет.

Коротченко обиделся:

— Как это «провалено»? Что ж я, по-твоему, играть пойду? Чем важнее дело, тем лучше и тем полезнее я буду.

Жук посмотрел на Сидельникова:

— Ты как?

— Да пусть идет, — махнул рукой Сидельников. — Лишний человек тут не помешает. Все равно я разделю группу на две части…

Сомнение еще не оставило Жука, но он, подумав, тоже махнул рукой:

— Ладно, иди. Только сдай мне все свои воинские документы и оставь партийный билет, а то вляпаешься во что-нибудь… — Он еще немного подумал и счел нужным добавить: — И потом имей в виду, что группой командует Сидельников.

— Добре, добре…

Поднявшись с соломы и взяв фонарь, Жук еще раз осмотрел казаков, проверил их оружие, одежду и обувь, напомнил, что задание важное, и сказал:

— Ну, в добрый час! Смотрите же, завтра к вечеру я жду вас.

Казаки простились с Жуком и один за другим вышли из кошары. Жук постоял один, потом подошел к дощатой двери и, распахнув ее, стал смотреть в степь. В степи шумел холодный ветер. Черные клочья туч плыли по небу. Песчаные буруны неясно белели снежными пятнами. Цепочка казаков, огибая буруны, исчезала в темноте.

Весь следующий день старший лейтенант Жук провел в тревожном ожидании. С утра ему звонил адъютант Селиванова и спросил от имени генерала, отправлена ли разведка. Выслушав ответ, адъютант сказал, что генерал просит доложить ему о результатах сразу же по возвращении разведчиков.

Приняв сразу две таблетки акрихина, Жук повалился на солому и натянул на себя бурку, чтобы согреться, но лихорадка корежила его тело, и он стонал, ворочаясь с боку на бок и дыша, как загнанная лошадь.

Чем дальше шло время, тем больше нервничал Жук.

Адъютант позвонил еще раз после обеда и спросил, не вернулись ли разведчики. Жук просил передать генералу, что он ждет разведчиков к вечеру. Весь день в степи дул сумасшедший ветер, и среди бурунов метались снежные вихри. Судя по редкой пулеметной перестрелке, везде было тихо, и Жук подумал, что это хорошо для разведчиков, что им легче будет вести наблюдение. К вечеру ветер немного утих, зато снег пошел крупный, хлопьями, и сразу же буруны стали похожи на большие сугробы.

Жук почти не притронулся к невкусной, пахнущей мышами ячменной каше, которую принес в котелке ординарец, бродил по кошаре, вслушивался в трескотню пулеметов и, ежась от холода, посматривал на часы. Было уже девять часов вечера.

В половине десятого затрещал полевой телефон. Жук прилег рядом с телефоном и услышал в трубке хрипловатый голос Селиванова:

— Говорит девятый. Не вернулись?

— Никак нет, товарищ девятый! Жду! — ответил Жук.

— Чего у вас так зубы стучат?

— Малярия треплет, товарищ девятый…

— Вызовите врача.

— Слушаюсь.

— Как только вернутся, немедленно сообщите.

— Слушаюсь…

Шатаясь от слабости, Жук подошел к дыре, проделанной в камышовой стене, и стал смотреть в степь — не покажутся ли разведчики. На темном фоне неба зелеными сполохами отсвечивались далекие вражеские ракеты — гитлеровцы освещали свой передний край.

У Жука мелькнула мысль: «Это плохо. Если бы они готовились к наступлению, как ожидает генерал, у них была бы полная темнота, чтобы скрыть передвижение войск».