Дорогами войны. 1941-1945
Шрифт:
– Пойди в штабную батарею, пусть нальют мне супа.
Когда суп с солдатской кухни был съеден, Панасенко шел за добавкой. Он приходил на кухню батареи и где-нибудь в сторонке стоял с котелочком, пока повар не спросит:
– Ты что стоишь, Панасенко? Ведь ты получил!
– Так я же подполковнику за добавками.
– Может быть, ты хочешь себе получить? – шутил повар.
– Та шо ты, шо я, подполковник чи шо?
Повар под хохот солдат наливал полный котелок супу. Командующий, бывало, отчитывал Фролова за безделье:
– Так нельзя работать! Вы хотя бы с офицерами занятия провели!
Но с Фролова –
– Лейтенант Сеняпкин, подойдите к столу!
Сеняпкин подходит.
– Скажите, что это такое? – спрашивает Фролов, проводя карандашом по рамке листа. Сеняпкин низко наклоняется над картой и рассматривает рамку по всем четырем сторонам листа. Лицо Сеняпкина озабочено, лоб наморщен, он мучительно и долго ищет ответа, уставившись в злосчастную линейку, потом догадывается:
– А-а, так это край карты!
Фролов ржет, открыв свой большой рот:
– Га-га-га! Вот это грамотей, га-га-га!
Натешившись, он выискивает другую жертву для следующего трюка.
Аудитория расходилась из землянки весело, как после хорошего комедийного фильма.
Иногда командующий прибегал к другому способу воздействия на Фролова: он собирал офицеров, в том числе и начальника штаба, и начинал разнос, но все догадывались, что это больше касается Фролова.
Полковник говорит:
– Вас ничто не беспокоит и не интересует – ни противник, ни защита Родины. Вы только три дела выполняете добровольно: спите, жрете и с… и еще есть у вас одна забота, где бы найти бабу.
При последнем слове Фролов ржал своим обычным: га-га-га.
Утром Пономарев выехал на полуторке в артполк, но не успел отъехать от штаба и полкилометра, как впереди показался «мессершмит». Он стремительно приближался. Едва полковник и Панасенко успели выскочить из машины и упасть в снег, как в тот же миг последовала пулеметная очередь. Полетели брызги от разбитых стекол, машина заглохла. Судя по пробоинам в сиденье, командующий и шофер были бы неминуемо убиты. Осмотрев автомашину, Пономарев со смехом сказал:
– Значит, мы с тобой, Панасенко, еще поживем! Да, не время, значит!..
– Так хиба ж узнаешь, колись воно буде – время?.. Полуторку жалко.
Пономарев вернулся в штаб и по пути зашел в штабную батарею отдать распоряжение насчет разбитой полуторки. Лейтенант Бобков, молодой офицер с хорошей строевой выправкой, встретил командующего по всем правилам устава. Полковник недовольно посмотрел на него и заметил:
– Хорошо выполняете строевые приемы, а как ведете хозяйство в батарее? Пойдемте, посмотрим.
Они стали обходить расположенную в двух смежных дворах батарею, и сразу полковник обратил внимание на повозки, которые были поставлены в ненастную погоду и оказались вмороженными в грунт. Пономарев пришел в ярость, устроил Бобкову головомойку. Пошли дальше. В каком-то сожженном помещении, от которого остались одни стены, стояли лошади, дрожащие от холода.
– Лошадей каждый день надо чистить и убирать из-под ног, а в мороз укрывать попонами. Есть у вас щетки, скребницы, попоны?
– Попон нет, товарищ полковник!
– Так какого же хрена не достанете? Щелкать каблуками повторяя «есть! есть!» – это еще не все,
В каком-то чудом уцелевшем коридорчике старшина Нестеренко сделал кладовку, там хранил продукты, обмундирование, фураж и всякую мелочь. Ему слышно было, как командующий разносил комбата. «Обязательно зайдет сюда», – подумал Нестеренко и быстро навел порядок в кладовке: на середину помещения поставил вверх дном ящик, накрыл его простыней, нарезал хлеба и окорока из офицерского доппайка, налил в стакан разведенного спирта. Только старшина успел управиться со своим хозяйством, как дверь открылась, и полковник, дойдя до предельного накала от беспорядков, завопил:
– А это что здесь?
Нестеренко вышел вперед:
– Кладовка, товарищ полковник.
– Что у вас в кладовке?
– У нас все есть, даже можно закусить. Закусите, товарищ полковник.
Полковник посмотрел на стакан:
– А это что?
– Разведенный спирт, товарищ полковник.
Пономарев выпил спирт, взял ломоть хлеба, положил на него листки окорока, сел на подставленный табурет, кивнул на окорок:
– А хорошая штука. У нас в Чувашии раньше тоже ели бутерброды, только особым способом: отрезали большой ломоть хлеба, во всю буханку, брали сало, клали сало на противоположный от себя край ломтя и начинали есть. Когда ломоть хлеба съедался, сало таким же манером перекладывали на другой ломоть, а наевшись, «оставшееся» сало хранили до следующего обеда. Все засмеялись, а Пономарев встал, выходя из помещения, зло посмотрел на Бобкова и, переходя на прежний тон, проворчал:
– Только в кладовке у вас… вашу мать, порядок!
На следующее утро Пономарева отвезли на пароконной линейке на КП командира дивизии. Весь день они провели с командиром дивизии на КП, управляя боем. И когда вечером за полковником Пономаревым пришла линейка, командир дивизии изъявил желание ехать с Пономаревым на подводе. Они сели на подводу вчетвером: командир дивизии, Пономарев, ординарец Пономарева, который всегда с автоматом сопровождал полковника, и четвертый – ездовой. Не доезжая с километр до штаба, наехали на старую противотанковую мину, раздался взрыв большой силы. В результате все четверо были убиты насмерть, линейку разнесло в щепки, обе лошади также убиты. Так погиб Пономарев. Из всех бывших после него командующих он был самым требовательным и самым грамотным артиллеристом. Погиб и командир дивизии, которого очень любил Пономарев.
Дивизия форсировала Дон ниже Ростова и устремилась в направлении Донецка, но была остановлена для завершения неоконченного формирования. Штаб дивизии расположился в греческом селе западнее Ростова. В штаб КАД прибыл новый командующий, полковник Васенков, назначенный с должности командира минометного полка. Человек он неплохой, лет шестидесяти, одевался щеголевато, даже прицепил на сапоги серебряные шпоры. Единственно серьезный недостаток – любил выпить, и ради выпивки он способен был бросить все и бежать на любое расстояние. Во время боев на реке Шуе был такой случай. Дивизии был придан дивизион «катюш» под командой молодого капитана. После окончания операции дивизион отзывали на другой участок фронта, и его надо было отпустить с документами об эффективности работы дивизиона. Для составления такой справки надо было явиться капитану в штаб. Васенков взял трубку телефона: