Дорогая Дуся
Шрифт:
А может быть, все дети выстроятся в ряд и каждый ее немного толкнет? И она носом откроет дверь и вылетит на улицу? В полусне Мура расстроилась, как ужасно неприятно, когда тебя выгоняют, когда одну тебя считают чертом, и несколько слезинок выкатилось из ее глаз на подушку.
Дуся лежала без сна и думала: «Боже мой, какой ужас». Спросила мужа, не будет ли сегодняшний вечер психологической травмой, которая повлияет на Мурину дальнейшую жизнь. Дед думал о завтрашнем Ученом Совете, – завтра защищают диссертации сразу два его аспиранта. Ответ Деда был такой: он решительно отказывается
Сейчас мы бы, конечно, с уверенностью сказали, что все, в чем Мура жила, было психологической травмой: такие разные родственники с непримиримой жизненной философией, будто специально придуманные и собранные в одном месте, демонстративное отсутствие отца, мать – классическая создательница психологической травмы, насильственное внедрение в детское общество, бабушка, на голубом глазу заявляющая «твой самый любимый человек тебе никто»… Но Дед был из поколения, которое в свое время увлекалось фрейдизмом, при этом фрейдизм воспринимался исключительно как теория и не переносился на конкретные случаи воспитания детей.
– Спи уже, Дусенька, а что касается Муры, Мура – часть жизни… – Эти слова кажутся странными, нелогичными, будто сказанными в полусне, на самом деле Дед знал, что говорил: он имел в виду, что все обойдется без травмы, жизнь сложная и Мура – часть сложной жизни. И если бы не боялся ранить Дусю, добавил бы «заживет как на собаке».
Наутро Дед лично сопроводил Муру в школу, где она начала эгалитарное образование с урока пения, на котором пела «Жили у бабуси два веселых гуся» и «Василек, василек».
Что было дальше? Да то же, что у всех: десятки дождливых питерских дней, когда кажется, что утро наступило вечером. Утро, школа. Мура натягивала колготки до колен и замирала. Сидела на кровати в колготках, натянутых до колен, смотрела в стену. Дуся поднимала Муру за колготки и трясла, чтобы она получше вставилась в колготки, затем причесывала – щеткой туда, щеткой сюда… О-о, эти ее кудри! Обе возненавидели ее кудри, лучше бы ей было быть лысой! Иногда Мура швырялась вещами и плакала, потому что она не лысая. Они с Дусей неслись по Невскому в школу, чтобы успеть на первый урок: мир перевернется, если опоздают. В столовой детей ругали, если они оставляли на тарелке недоеденную кашу. Но Муру не ругали: она сбрасывала кашу за батарею. Она очень удобно устроилась, сидела в конце стола рядом с батареей.
…И важнейшее место в Своеммире занимали Барби и пупсики.
Барби подарил Дед. Привез из Конференции. Мура думала, что это такая страна – Конференция. Был в Конференции и купил Муре Барби. Барби была очень ценной. У Муры было много пупсиков разных размеров, каждый был ей очень дорог, и она строго следила, чтобы пупсики не обижались, проявляла к каждому равное внимание. Чтобы никто не переживал, что его любят меньше, не почувствовал себя отвергнутым. И еще, чтобы пупсики не заподозрили, что Барби ей дороже. Конечно, она могла бы сказать: «Люблю пупсиков одной любовью, а Барби другой», но в глубине души Мура знала: Барби ей дороже.
Были у Муры и картонные куклы с бумажными одеждами с плечиками: платья, пальто, ночные рубашки, лыжные костюмы, шапки с помпонами и даже варежки, и они с Дусей с удовольствием одевали кукол. Но как любить картонных кукол?
Были у Муры две большие резиновые куклы, пухлая наивная блондинка и нагловатая брюнетка, Мура их не любила. Если приглядеться, в них была странность: фигурами они были пупсы, а лица взрослые, и от этого было непонятно, как с ними играть. Барби все-таки была Мурина любимица. Но также и пупсики.
Глава 2
Чехов не работает
В отношениях Лизы с отцом главные слова были «ты как всегда». Конечно, это говорил отец: Лиза, как всегда, не сделала, Лиза, как всегда, сделала, как всегда, в семнадцать лет забеременела, как всегда, развелась, как всегда, не написала диссертацию… В отношениях Лизы с Дусей главные слова были «я тебя прошу, пожалуйста…». Дуся просила Лизу успокоиться, не нервничать, не грубить, не обижаться.
Главные слова в отношениях Лизы с Мурой были «не говори», а также «не рассказывай» или «не скажешь?». Так говорят дети, без указания, кому именно не говорить, потому что и так ясно, кому не говорить, – взрослым. Лиза имела в виду, что Мура не должна рассказывать Деду. Мура понимала, что Лиза, ее мама, еще не взрослая, хоть и окончила детский сад, школу, университет и училась в аспирантуре.
О чем «не говори»? Иногда имелось в виду серьезное нарушение правил, например, что Лиза забыла надеть Муре платок под шапочку (и Дед сердился на Лизу за то, что Дуся расстраивалась), а иногда что-то эфемерное, к чему сразу не придерешься, например, что Мура потеряла веру в себя. В этом случае Дед не мог бы закричать на Лизу: «Почему ты не сказала, что Мура потеряла веру в себя?!» Вера в себя не тапки или рейтузы, чтобы конкретно потерять или найти.
– Поболтаешься по школе одна, а я приду за тобой в два… Не скажешь? – спросила Лиза.
Мура кивнула, она не скажет Деду и Дусе, что уроки заканчиваются в час, а Лиза придет за ней в два, и ей придется болтаться по школе одной.
Лиза сдала Муру в школу, крикнула: «Пока, Мурища!» и вприпрыжку помчалась по Невскому, и ей казалось, что навстречу ей идут прекрасные люди и из каждого троллейбуса ей машут рукой. Она всем улыбалась, и все улыбались ей, – все же знают, что это такое – мчаться вприпрыжку к любимому, нестись с распахнутыми, как у Наташи Ростовой, глазами, чтобы уткнуться в шею, задохнуться, заплакать от счастья.
Выше уже упоминался Лизин неудачный роман, но что такое неудачный роман? С точки зрения Лизы и с точки зрения ее отца это разное, совершенно разное! С точки зрения отца, неудачный роман имеет строгое определение: тот, что не привел к уменьшению энтропии, то есть к браку и дальнейшему гармоничному устройству жизни. С точки зрения Лизы это был вообще не роман, а подарок ей от Высших Сил Судьбы.
Люди друг друга не понимают!
Люди ужасно друг друга не понимают! Лизиной большой обидой на отца было то, что он не понял – Лизу нужно за развод уважать, а не ругать.