Дорогая кузина
Шрифт:
— Чтоб у тебя яйца отвалились!
А он, ничуть не стушевавшись, гаркнул весело:
— Да у меня же их четыре! Все не потеряю!
Весь честной народ многолюдного пляжа возмутился. Особенно молодые мамочки, а их тут хватало. Компании пришлось спешно ретироваться. Павел почему-то задумчиво и пристально посмотрел на Ингу.
— А в воде ничего… Интересно, наверное… Надо попробовать…
— Что попробовать? — не поняла она.
Паша засмеялся и перевел разговор на другое.
— Я давно понял, в чем мое главное достоинство, — признался он Инге. — В моей безбрежной контактности и
Инга фыркнула.
— И нечего тут хихикать! — невозмутимо продолжал Павел. — Я запросто, в два счета нахожу общий язык с любым и каждым, независимо от его возраста, образования и происхождения. Поэтому люди ко мне тяготеют, прилипают и меня ценят.
— Не слишком скромно так говорить о себе, — заметила Инга.
— А ты собираешься жить скромно? Зря! Не советую. Пропадешь! Человеки затопчут. Они для этой цели выбирают как раз безответных, кротких, тихих. И никто никогда не обернется, чтобы поднять упавших и им помочь. Самая большая глупость — позволять себя бить и забывать. У тебя в голове бедлам. Не обижайся, а слушай дальше. Там, в этом умном НИИ, мне вдруг понравилась девчонка-аспирантка. Но вижу: она не желает обращать на меня никакого внимания. И прекрасно все понимаю… Если задам ей вопрос в лоб, почему она меня постоянно обходит за километр, то услышу, что я грязный пьяный охранник. Она не знала, что я студент. А девки — они нередко брезгливые.
— Но на это ей можно заявить, что именно таким и должен быть настоящий мужик, — сказала Инга.
— Не, многие девахи не разделяют подобных убеждений. У них все по принципу: я ношу платья от Кардена и езжу на иномарке, а ты ходишь в телогрейке и грузишь вагоны — ну, что между нами общего?!
— И действительно, ничего, — согласилась Инга. — Только дело, конечно, не в телогрейке.
— Конечно, — кивнул Паша. — Вот к нам в НИИ приезжал иностранный гость. И в проводники ему за неимением никого другого дали меня, сняв с вахты. Теперь этот профессор дома будет рассказывать всем с восторгом и удивлением: "В России даже сторож здания может объясняться по-английски!"
Инга засмеялась.
— Я в юности очень хотел заниматься спортом, — продолжал Павел. — Но, увы, очень долго не находилось девочки, которая бы согласилась заниматься со мной. Не умею говорить комплименты. А с ними любая глупость, пошлость и сальность пройдут незамеченными.
Инга удивилась:
— А при чем тут девочка? Иди на стадион или в спортзал и тренируйся себе на здоровье!
— Да речь не о том спорте, деточка, а о таком, которым только парой можно заниматься! Мне как-то позвонил приятель. Тяжело засопел в трубку… И еще слышно чье-то второе прерывистое дыхание… Спрашиваю: занимаетесь? А он в ответ так же лаконично: занимаемся!
— Ну, он, наверное, вместе с приятелем на тренажерах мышцы качал, — наивно заметила ничего не понявшая Инга.
Пашка заржал. Он словно постоянно проверял ее, на что-то испытывал, и этой проверки она пока никак не выдерживала.
— Поцелуй меня! — неожиданно попросил Павел.
Инга растерялась. Она ни с кем в своей жизни еще не целовалась. Родители и тетя не в счет.
Павел терпеливо ждал. Инга мялась и молчала.
— Не хочешь? — спросил он, не дождавшись ничего путного.
—
— Ну, поцелуи — это тебе не вступительные экзамены в институт! — резонно заявил Павел. — Долгая и упорная подготовка здесь ни к чему! Так что ты одно с другим не путай. У тебя голова сильно хромает. Дело в том, что мне пора домой… Кончились время и деньги. Кстати, ты не попросишь своего папахена достать мне билет на самолет? Неохота в кассе полдня париться.
— Попрошу, — прошептала растерянная Инга. — Как быстро все прошло…
— Почему все? Ничего не все! У нас ничего пока не прошло! Думаешь, все всегда пролетает очень ходко, бешеными темпами? И все вокруг вечно твердят: ах, как время бежит! Что ни год, то двенадцать месяцев! Но мы все успеем. Приедешь поступать в Москву, увидимся. А пока махнемся адресами. Правда, я писать ненавижу, поэтому лучше пиши ты, а главное, сообщи, когда приедешь. Проводишь меня в аэропорт?
Инга молча кивнула.
До аэропорта они поймали частника. Он сразу им показался подозрительным — вел себя как-то странно. Нерешительно озирался, дергал машину рывками. Наконец, Инга не выдержала:
— А что это у вас с тачкой? Может, ей в ремонт пора?
Водитель в ответ тяжко вздохнул:
— Ох, девушка! Да я впервые в жизни сижу за рулем. И прав у меня нет. И машина не моя.
После этого честного признания ошеломленная Инга сразу попросила остановиться:
— Спасибо, мы уж как-нибудь пешком!
Павел хохотал и активно голосовал на шоссе, иначе он рисковал опоздать на свой рейс. Но они все-таки успели.
Уже на бегу, на ходу, Павел прижался губами к Ингиной щеке и пробормотал:
— Я буду тебя ждать!
Дома вечером отец справился у понурой Инги:
— Проводила своего кавалера?
— Папа, а почему женское счастье всегда связывают с мужчиной? — вместо ответа спросила Инга.
Отец растерялся перед ее немудреным вопросом:
— А с кем же еще? У женщины должны быть семья, дети… По-другому не получается. Не придумали. Я не знаю, как тебе объяснить… Поговори лучше с мамой.
"Как будто мама что-нибудь знает, — скептически подумала Инга. — У родителей главное — быстренько перевалить самое сложное на другого. Ладно, разберемся без них…"
Она начинала догадываться, что настоящие мудрости и подлинную правду дети и подростки принимают и понимают без всяких объяснений.
Впереди ее ждал последний школьный год перед выпуском, такой тяжелый и страшный… Но о его бремени Охлынины пока не подозревали.
В марте, незадолго до выпускных экзаменов, неожиданно скорчившуюся от боли Ингу увезли в больницу с подозрением на приступ аппендицита. Аппендицита обследования не подтвердили, однако обнаружилось значительно худшее, и Ингу перевезли в Новороссийск (на этом настоял отец) и прооперировали, удалив кисту трубы яичника. Операция прошла благополучно, и очень скоро Инга вернулась домой и в школу. Не подозревая о дальнейших испытаниях, уготованных судьбой. А судьба на этот раз оказалась суровой и безжалостной, что было особенно тяжело для избалованной девочки, выросшей в благополучной, на первый взгляд, семье.