Дорогая кузина
Шрифт:
— Да никакой там бомбы нет! — сказал директор. — У нас в школе самая главная и единственная бомба — Малышев из восьмого "Б"!
Гриша остался доволен выданной ему характеристикой. Она его устраивала, как и великая слава непревзойденного головореза.
Директор накапал на него ментам, и они решили вызнать все у хулигана Григория, предварительно обнюхав закоулки школы с помощью милой, добродушно настроенной к людям собачки — ее натаскивали исключительно на взрывчатку — и, конечно, ничего не обнаружив.
Лейтенант посадил Гришку напротив
— Так, значит, ты у нас Григорий Малышев? — сурово спросил мент, насупив густые мохнатые брови.
Гришка кивнул. Здесь врать бессмысленно.
— Ну, и зачем ты, Григорий Малышев, всех взбаламутил? Зачем вызвал милицию? Это называется ложный вызов, а наше обследование больших денег стоит. За такое могут и родителей сильно штрафануть, и вообще дать по загривку.
— Я-а?! — изумленно, изо всех сил выкатил до беспредельности невинные глаза Гришка. — Да почему чуть что — всегда сразу Малышев да Малышев?! Как будто в школе других, кроме меня, обалдуев нет!
— Другие есть, — усмехнулся директор. — Но они тебе, Григорий, в подметки не годятся! Ты и сам это прекрасно сознаешь.
Гришка, обладающий огромным самодовольством, отлично понимал свое превосходство над ровесниками. И бахвалился им.
— Но разве это повод для гордости? — прочитав его мысли, продолжал директор. — Гордиться надо своими успехами, трудом, достижениями. А у тебя одно озорство на уме.
"Нет, — подумал, Гришка, — главное — просто иметь любой повод для гордости. А какой именно — совершенно неважно".
— Так что, Григорий, ты признаваться собираешься? — спросил бровастый мент. — Это послужит смягчающим обстоятельством. Вроде как явка с повинной.
— Мне не в чем признаваться! — нагло заявил Гришка. — У вас ненормальное воображение!
Ишь, хитрые дядьки, пытаются его расколоть! Но Малышев — тот еще орешек! Никакие щипцы не помогут.
— Ну и наглец! Бить тебя некому! — посетовал обозленный мент. — Отец чем занимается? Ты ему тоже дома грубишь?
— Отца мы с мамкой себе не завели! Он нам без надобности! — дерзко сообщил Гришка. — И без него проживем! Даже лучше, свободнее! На кой ляд он нам нужен?
Бровастый мент кивнул, соглашаясь насчет свободы.
— Ладно, Малышев, ступай! — устало сказал директор. — С тобой бороться бесполезно. Что из тебя только вырастет?
— Фээсбэшник! — хвастливо объявил Гришка.
Мент и директор дружно вытаращили глаза.
— Кто? — в замешательстве спросил мент, решив, что перетрудился и ослышался.
— Фээсбэшник! — гордо и независимо повторил Гришка. — Собираюсь поступать в Школу КГБ! Те есть теперь ФСБ.
Мент и директор дружно захохотали.
— Твоя наглость, Малышев, переходит все границы! — заметил директор, отсмеявшись. — Мать завтра утром ко мне!
— А она тут при чем? — справился Гришка. — Ведь не она поступать собирается! И потом она давно на меня повлиять не в силах. И запретить мне что-нибудь. Я руковожу сам собой лет с пяти. Или
— Катись! Видеть тебя не желаю! — закричал директор. — Вот горе на нашу голову! Только мать и жалко… Несчастная женщина!
Гришка вышел из директорского кабинета и хвастливо объявил терпеливо ожидающим его под дверью верным дружкам:
— Ничего у них, конечно, не вышло! Пытали-пытали, приставали-приставали, расскажи, мол, сам, Гришенька, по-честному, как додумался ментов созвать? Да фиг им! Доказательств никаких! Пусть поломают себе бошки, я звонил или нет!
— А это вправду ты? — спросил один из приятелей.
— Такими любопытными бывают лишь девки! — отозвался Гришка.
И удалился вразвалку, важный и неприступный.
Больше всего на свете он любил играть в футбол. Вот когда на него засматривались все, даже директор! Гришка позволял себе, и довольно часто, вести футбольный мяч на перемене прямо по школьному коридору. Но делал это так красиво, ловко и пластично, ни разу никого не задев, не толкнув, ни разу не разбив школьного окна, что все претензии и замечания замирали на устах учителей. Они просто откровенно любовались Григорием и думали, и говорили — а вдруг это будущий Пеле или Бэкхем?
И советовали матери держаться за подростковый спортивный клуб, где занимался Гриша. Ни в коем случае не забирать оттуда сына. Но мать — Гришка сказал директору правду — давно с сыном ничего поделать не могла, хотя слезно его молила футболистом не становиться, а получить хоть какое-нибудь, пусть даже плохенькое, но высшее образование. Почему-то сочно-зеленое футбольное поле казалось ей чем-то страшным, ужасным, почти ямой, куда провалится ее единственный Григорий, если предпочтет носиться, как оглашенный, по этой яркой зелени всю оставшуюся жизнь.
И мать постоянно уговаривала да упрашивала Гришу футбол бросить — что же это за дело для мужика? И как этим можно прожить? Гоняясь по полю за мячом? Сын в пререкания не вступал, в спортивный клуб ходить продолжал и что-то про себя обдумывал. Но в свои тайны никого не посвящал. Только вдруг попросил мать:
— Ма, а ты не можешь купить мне компьютер? Нас в школе обучают, но мне хочется, чтобы был и дома тоже.
Мать сначала обрадовалась — неужто взялся за ум? — а потом опечалилась, глянув на цены в компьютерных салонах. Таких денег ей взять было неоткуда. Кроме того, Гришка выклянчивал комп покруче, как он говорил, а значит, подороже. Мать переживала, ночей не спала, думая, где найти деньги. Занять? Так ведь это в какую кабалу лезть! И сколько лет потом выплачивать. Взяться за вторую работу? Подрабатывать дворником или курьером? Да много ли заработаешь, а вот надорвешься мигом. И дом останется совсем заброшенным. Где-нибудь, наверное, можно выпросить списанный компьютер, но любимому сыну такой не нужен. У него явно имелись свои цели и замыслы, ради которых и стал необходим компьютер.