Дороги Катманду
Шрифт:
Свен, наконец, перестал кашлять и, кажется, заснул. Оливье негромко спросил:
— Этот порошок в пакетиках, что это такое? Это кокаин?
Он почувствовал, что Джейн затаила дыхание. Через несколько мгновений она ответила:
— Так, ерунда. Не надо беспокоиться.
— Ты же понимаешь, что отравляешь себя! Если ты не бросишь, он может убить тебя!
— Ты сошел с ума, ведь я только чуть-чуть, совсем немного. Просто за компанию со Свеном. Это неважно.
— Ты должна оставить это. Ведь теперь я с тобой. Ты больше не будешь, обещаешь?
Она быстро-быстро
— Поклянись мне! Скажи: «Я клянусь!»
— Что за глупости, это ведь такой пустяк.
— Поклянись!
Некоторое время она лежала неподвижно и молчала. Он со всей нежностью повторил:
— Ну, давай же! Поклянись!
Повернувшись к нему, она поцеловала его и сказала:
— Я клянусь! Ты доволен?
Он ответил:
— Я люблю тебя.
Слабый свет зари едва проникал через круглое оконце, закрытое ставнем с тысячей мелких кружевных отверстий. Оливье встал, не разбудив Джейн, натянул джинсы, бережно укутал ее одеялом и опустился перед ней на колени. Несмотря на сон, вместо наступившего после любви покоя у нее начала проявляться нервная тревожность, выражавшаяся во внезапных подергиваниях уголков губ и правой руки, выглядывавшей из-под одеяла.
Ему придется оставить ее одну, пока он сходит к Теду. Он не хотел рисковать, а поэтому поднял ее джинсы и достал из кармана два белых пакетика — один начатый, другой целый. Потом он вышел босиком в сад.
В ветвях деревьев распевали тысячи птиц. На фоне еще темного неба вершины гигантской горы казались светящимися тучами, отделенными от остального мира.
Оливье набрал полные легкие воздуха. Он чувствовал себя спокойным, уверенным в себе и счастливым. Для него и для Джейн закончилась плохая часть пути, пройденная ими по отдельности, и теперь они вместе двинутся дальше по другой дороге, возможно, более трудной, но светлой, подобно наступавшему дню.
Он отдал утреннему ветру содержимое двух пакетиков, смял их в руке и выбросил в кусты. Потом подошел к фонтану, пение которого услышал еще накануне.
Джейн проснулась, сотрясаемая крупной дрожью. Несколько мгновений ушло у нее на то, чтобы осознать окружающий мир и вспомнить себя. Ее знобило; она села, завернувшись в одеяло, и поискала взглядом Оливье. Его не оказалось рядом, но она увидела его рубашку, его куртку и рюкзак. Она не забеспокоилась, зная, что он должен вернуться. Тем более что в этот момент она была озабочена совсем другим.
Ухватив джинсы за штанину, она подтянула их к себе, сунула руку сначала в один карман, потом в другой. Сердце запрыгало у нее в груди, словно перепуганный заяц. Она вскочила, одеяло соскользнуло с нее. Вывернув карманы джинсов, выбросила на пол все, что там находилось — грязный носовой платок, губную помаду, пустую дешевую пудреницу, треснувшее зеркальце и несколько непальских монет, три медных и две алюминиевых. Когда карманы опустели, она снова проверила их, один за другим, несколько раз подряд. Ничего там не найдя, охваченная паникой, отшвырнула джинсы, упала на четвереньки и принялась проверять
Такой увидел ее Оливье, когда вернулся в комнату. Больше всего она напоминала истощенное животное, пытающееся отыскать что-нибудь съедобное, без чего оно погибнет в ближайшую же минуту. Она уже не сознавала, что видит перед собой, к чему прикасается. С выступающими ребрами, маленькими чуть отвисшими жалкими грудями, негромко стеная, она ощупывала пол, словно слепая, переворачивала коврики, снова и снова искала там, где только что проверила, крутилась на одном месте. Повернувшись к дверям, она увидела перед собой босые ноги Оливье.
Вскочила, подброшенная неизвестно откуда взявшейся энергией, выпрямившись, словно сильно сжатая пружина. Она догадалась.
— Это ты взял!
Оливье негромко произнес «да».
Она протянула к нему руку, ладонью кверху, со скрюченными, словно сведенными судорогой пальцами.
— Отдай! Отдай! Отдай!
Он спокойно ответил:
— Я выбросил это.
Прозвучавшая фраза была для нее ударом тарана в грудь. Но она не могла поверить в то, что сказанное было правдой.
— Иди скорее, подбери, пока никто не нашел! Скорей, скорей!
— Я вытряхнул содержимое. Никто больше не возьмет это.
Она медленно попятилась и остановилась, ударившись спиной о стену. Казалось, будто какая-то чудовищная сила безжалостно давит на нее, толкает назад. Она прислонилась к стене, оперлась на нее отведенными назад руками. Над ее головой кружевные ставни пропустили в комнату лучи встающего солнца.
— Почему ты сделал это? Почему? Ну, почему?
Увидев ее такой растерянной, Оливье шагнул к ней, вытянув вперед руки, чтобы обнять, укрыть и согреть это жалкое, дрожащее тело.
— Потому что я не хотел, чтобы ты отравляла себя. Ведь ты поклялась.
Подойдя вплотную, он положил руки ей на плечи, почувствовав кожу
такую холодную, словно прикоснулся к мертвой рептилии. Она высвободилась и с криком вцепилась ему в грудь, процарапав всеми пальцами десять кровавых полос.
— Не прикасайся ко мне!.. Убирайся прочь!.. Идиот!.. Ты хотел!.. Ты хотел!.. Что ты придумал?… Ты хотел!.. Я, по-твоему, ничто?… Нет, я свободна! Я делаю то, что хочу! Ты обокрал меня! Обокрал! Ты чудовище! Ты отвратителен! Убирайся отсюда!
Оливье не двигался. Разбуженный криками, Свен встал, кашляя, с циновки. Он негромко сказал Оливье:
— Будет лучше, если ты уйдешь. Прямо сейчас.
Оливье собрал свои вещи. Джейн, по-прежнему прижимавшаяся к стене, следила за ним, не поворачивая головы. Только ее большие фиолетовые глаза с расширившимися зрачками неотступно следовали за ним, словно два отверстия в мир мрака. У нее стучали зубы.
Оливье надел рубашку и куртку, потом обулся, подобрал рюкзак и повернулся к выходу. Он ни разу не взглянул на Джейн. Когда он подошел к дверям, она крикнула: