Дороги колдовства (сборник)
Шрифт:
Огонь в камине не горел, и в зале было очень холодно, холоднее, чем на улице, и Маша ужасно озябла. Ее руки и ноги словно заледенели… А может, дело не столько в холоде, сколько в той атмосфере страха, что царила здесь?.. Собака все еще надсадно выла, а из окна, снаружи, слышались звуки рога и бряцание оружия: там полным ходом шла подготовка к турниру, кипела жизнь, словно бы противопоставленная этому безнадежному мертвому холоду.
— В замок уже приходила смерть? — переспросила Маша, зябко поводя плечами.
Барон подошел к ней и обнял
— Да. Такое уже было. Давно. Когда умерла твоя мать… — тихо, едва различимо проговорил он. — Господь сурово карает нас за грехи… Твоя мать была слишком хороша и добра, чтобы жить на этом свете. Видно, сами ангелы завидовали ей… В тот год на замок словно опустилось темное покрывало ночи. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не умирал. Я в то время был далеко, в Иерусалиме, и вернулся слишком поздно, чтобы ее спасти. Я как раз успел на отпевание. Ты была совсем маленькая и пугливая, как дикая кошка. Помнишь, как я взял тебя на руки и пообещал, что все будет хорошо?..
Видя его полный надежды и ожидания взгляд, девушка кивнула, и лицо старого рыцаря озарила улыбка.
— А от чего умирали тогда люди? — спросила Маша, возвращаясь к тому, что ее волновало. Возможно, в давние времена причина была совершенно в другом, но не мешало проверить.
— Я не знаю, — глухо ответил сэр Вильгельм. — Кто-то упал в колодец, кто-то свалился с крыши. А твоя мать просто не встала со своей постели однажды утром. Она была такая красивая даже после смерти. Ты очень на нее похожа.
— А отец Давид? Был ли тогда в замке отец Давид? Вы ему доверяете? — задала следующий вопрос девушка.
— Отец Давид?.. — рыцарь задумался. — Да, был, — произнес он, впрочем, не очень уверенно. — Или это был его предшественник?.. Мальчик в то время ездил в далекие земли. Он мечтал лечить людей, я разговаривал с ним, у него очень интересные и смелые взгляды… Если бы я не побывал на Востоке, то решил бы, что он отступник и еретик.
— Отец Давид — лекарь? — переспросила девушка.
— Да. Но почему ты о нем спрашиваешь?..
Перед глазами Маши вновь встал стол, с которого свешивались распущенные волосы Берты, и фигура с отточенным ножом, склонившаяся над телом…
А что, если отец Давид — естествоиспытатель? Было же что-то такое в учебнике истории… Если она правильно помнит, там говорилось, что в Средние века вскрытие было запрещено и только самые прогрессивные врачи пытались делать его, тайно изучая строение человеческого организма. Так что, если отец Давид — не чудовище, а ученый?..
— Просто так, пришлось к слову, — поспешно ответила она.
— А что ты говорила про смерть? — Глаза отца смотрели встревоженно и напряженно.
— Я… я видела этой ночью сэра Чарльза. Он сидел в этом кресле. Мертвый, — быстро, чтобы не одуматься, выпалила Маша.
Барон уже не смотрел на девушку, с выражением истинного ужаса он уставился куда-то в угол у камина.
Маша тоже взглянула. На полу смутно темнело пятно. Обычное пятно.
Девушка подошла поближе.
— Это кровь сэра Чарльза? — спросила она, оглядываясь на барона.
Тот, не сводя взгляда с пятна, покачал головой.
— Хуже, — тихо пробормотал он. — Это знак беды.
Маша вспомнила, как стояла на открытой галерее перед самым прибытием сэра Чарльза и Эльвина, а управляющий, показывая на алое, словно истекающее кровью небо, тоже говорил о знаке беды.
— Что это означает? — спросила она.
Барон отвернулся к окну. Его коротко стриженный, покрытый щетиной седеющих волос затылок вдруг показался девушке беззащитным.
— Это наша фамильная легенда, — глухо сказал сэр Вильгельм, по-прежнему не поворачиваясь. — Этот замок основал твой прадед, человек мужественный и благородный. Он возвел эти стены и собрал окрестные земли под свою руку. В то время между баронами уже начались кровавые войны, и однажды соседи, сговорившиеся против него, хитростью проникли в замок. Мой дед сражался до последнего. И был убит, предательски сражен в спину одним из тех, кому доверял, вот здесь, на этом самом месте…
Он замолчал. Маша, напряженно слушавшая его, уже не обращала внимания на звуки рога и прочий шум, доносившийся извне.
— И что дальше? — нетерпеливо спросила она.
— В то время мой отец был еще очень молодым. Сама Дева Мария, должно быть, хранила его. Но спустя несколько лет он вернулся, заручившись поддержкой короля, и так жестоко наказал обидчиков, что о нем помнят в этих местах по сию пору. Тела его врагов, исклеванные воронами, еще долго красовались на воротах замка, даже когда они основательно подгнили и плоть стала слезать с них, словно перчатка с руки…
Маша, ярко представившая себе эту картину, поморщилась.
— Он вообще умел сделать так, чтобы его запоминали и слушались… Его сердце словно вырезали из куска гранита. Но дело не в том, — продолжал тем временем старый рыцарь. — Так вот, мой отец принялся обустраивать и укреплять замок. Но однажды утром служанки обнаружили в зале у камина, как раз там, где погиб дед, бурое пятно крови. В этот же день замок был осажден, и многие его обитатели погибли от голода и страшной болезни, что вдруг поселилась в этих стенах. С тех пор всякий раз, когда смерть подступает к нам близко, кровь деда выступает на каменных плитах пола, предупреждая нас об опасности. Было так и в тот год, когда умерла твоя мать.
Барон замолчал. Девушка смотрела на его поникшие сильные плечи, и глаза щипало от боли и нежности.
«А что, если именно мне дано это переменить? Не случайно же я оказалась именно здесь», — подумала она.
Они молчали. Затем барон медленно повернулся к ней. За несколько минут лицо его словно постарело еще больше, четче обозначились глубокие складки морщин. Честный, храбрый и прямой, он мог одолеть врага на поле боя, там, где все ясно и дело лишь в храбрости, но оставался беззащитен перед необъяснимым.