Дороги Мертвых
Шрифт:
Мы понимаем, почему некоторые из наших собратьев внезапно обнаруживают, что их тянет на подобные описания: если история производит большее воздействие на читателя, когда возбуждены эмоции, то литература просто требует этого; а описание агонии в самом наглядном виде — самый легкий способ пробудить эмоции читателя. Да, мы понимаем это, но сами не собираемся обращаться к наиболее нерассуждающим и базовым инстинктам нашего читателя, потому что мы верим, что те, кто делают нам честь следовать за нами через
Однако, хотя мы решили не показывать читателю то, что Маролан увидел на улицах Черной Часовни, тем не менее мы настаиваем, что сам Маролан видел все это. Он провел насколько часов на улицах, говорил с ранеными, утешал обездоленных и качал головой над развалинами деревни. Нет необходимости добавлять, что Маролан, живя здесь почти сто лет, хорошо знал всех, кого убили или ранили; на самом деле он знал все их семьи на протяжении многих поколений, их стоны и слезы не могли оставить его равнодушным.
Когда он в конце концов вернулся в часовню, Арра, увидев его, непроизвольно отступила назад, так как она никогда не видела его в таком настроении, и вообще не подозревала, что он был способен на такую ярость, которая была написана на его лице, хотя он все еще сдерживался. Его глаза светились такой ненавистью, что, хотя что-то похожее видели на тысячах и тысячах битв внутри Империи, по эту сторону Восточных Гор такого не видели никогда. Его рука закостенела на рукоятке меча. Зубы были сжаты, а слова, когда он говорил, выползали изо рта медленно и ровно, причем губы почти не двигались.
— Ну что ж, посмотрим. Они убивали и жгли, не грабя, и они искали меня.
— Да.
— Откуда они пришли?
— С северо-востока.
Маролан кивнул. — Теперь я пойду туда и поищу их.
— Как, вы хотите найти их?
— Да.
— Милорд…
— Что?
— Их семьдесят или восемьдесят. И, хотя в нашем Круге народу больше, они все-таки колдуны, а не воины.
— Я не говорил, что собираюсь взять с собой Круг.
— Как, вы хотите напасть на семьдесят или восемьдесят из них?
— Почему нет?
— Их так много, что они убьют вас.
— Возможно.
— И, заметьте, это именно то, для чего они приходили сюда, у них не получилось, но зачем дарить им именно то, чего они хотят?
Маролан нахмурился, когда рассуждения Арры проникли через ярость, пожиравшую его. — Хорошо, я вижу, что у вас есть другие идеи, — добавил он.
— Да, я тоже так думаю.
— Только…
— Да?
— Они сожгли и уничтожили мою деревню и убили девять моих людей.
— И?
— Я хочу убить их.
— Самая естественная реакция. Возможно…
— Да?
— Возможно богиня поможет нам.
— Вы так думаете?
— Это
— Вы говорили с ней?
— Не за последние сто лет.
— И?
— Не будет никакого вреда, если мы попросим.
— Это правда. Давайте попросим. Что требуется?
— Немного.
— Тогда давайте попробуем.
— Положите ваши руки на алтарь.
— Очень хорошо, я так и сделал.
— Теперь закройте глаза.
— Они закрыты, что теперь?
— Теперь вы должны подумать о богине.
— Как, подумать о ней?
— Да.
— Но что именно я должен думать о ней?
— Все, что вы знаете о ней.
— Но, откровенно говоря, я знаю очень мало.
— Но у вас есть какие-то чувства к ней.
— Да, конечно.
— Сосредоточьтесь на них.
— Это очень трудно, Арра. Я не чувствую ничего, кроме ярости.
— Сделайте все, что в ваших силах.
— Очень хорошо.
— А теперь вы должны визуализировать ее.
— А. Визуализировать ее.
— Да, это означает мысленно представить себе ее образ.
— О, я достаточно хорошо знаю, что это означает, вот только…
— Да?
— Как она выглядит?
— Уверяю вас, что об этом я знаю меньше всего на свете.
— Тогда это может оказаться очень трудным.
— Это правда, но вы должны сделать все, что можете.
— Очень хорошо.
— Так вы визуализировали ее?
— Я представил себе самый лучший образ, который только смог придумать.
— Великолепно. Продолжайте делать так.
— А что теперь?
Арра не ответила; или, скорее, ответила не ему. Она начала говорить на каком-то языке, с которым Маролан был незнаком — и действительно, он никогда не слышал подобных слов. Одновременно он заметил, что алтарь стал нагреваться под его руками; он решил было сказать Арре об этом странном феномене, но передумал.
Он изо всех сил старался сделать то, что Арра просила его, хотя ему было крайне трудно сконцентрироваться, когда его сердце желало только одного: найти врагов и броситься на них. Тем не менее он пытался.
В своем воображении он создал образ богини, думая о ее развевающихся золотых волосах, ее блестящих глазах; она была одета в мантию из сверкающей белой материи; одновременно он сохранял в душе все свои чувства к ней, сложную смесь из страха, почтительного уважения и даже робкой любви. В его сознании — уже тренированном во время занятий варварскими Восточными искусствами, которые научили его по меньшей мере дисциплине — монотонный голос Арры постепенно исчезал и наконец полностью пропал. И как это иногда случается в таком состоянии, когда один не может полностью проснуться, а другой полностью заснуть, его мысли начали вырываться из-под его контроля и стали почти сном.