Дороги товарищей
Шрифт:
Да, Аркадий Юков обманул товарищей!
Он обманул их не в дружеской беседе, когда, бывает, срывается с уст невыполнимое обещание, — он не сдержал торжественного слова, данного на комсомольском собрании.
Аркадий не только обманул товарищей, — он подвел коллектив, школу.
Класс, в котором учился он, считался лучшим в школе, а школа была передовой в городе. Школа носила имя великого Ленина, и все учащиеся гордились этой честью. Сотни учеников свято берегли честь школы, и лишь единицы нарушали общие традиции. И вдруг он, Аркадий Юков, попал в число этих немногих, тех, кому не дорога честь своей школы.
Аркадию
— Ты что, словно сыч, надулся? — поинтересовался Саша. — Постановление не понравилось?
— Спасибо, удружил! — буркнул Юков. — Ты, может, не знаешь, что у меня три «пса»?
— Знаю. Исправлять надо.
— Принципиально не буду! — отрезал Аркадий и, не оглядываясь, зашагал прочь.
На другой день Саша приложил ладонь ко лбу Юкова и спросил:
— Остыл?
Это укололо Аркадия.
— И не думал! Считай, что из футбольной команды выбыл правый защитник.
— На эффект бьешь? — нахмурился Саша. — Только эффекта не получится: незаменимых-то нет. Посредственные отметки тебе все равно придется исправлять. А место в команде можешь потерять.
— Вычеркни из списков! — упорствовал Аркадий.
Он был уверен, что школьные футболисты без него не обойдутся, и надеялся, что Саша, капитан команды, в конце концов вынужден будет просить его, Юкова, вернуться в строй. В крайнем случае, вмешается в это дело физрук школы Варикаша. Но этого не случилось…
А потом уже к имеющимся у Аркадия трем посредственным отметкам прибавилась и четвертая. Комсомольцы заволновались: время шло к концу учебного года, близились испытания, и вдруг в передовом девятом классе такой конфуз. Секретарь комсомольской организации Ваня Лаврентьев, человек решительный и неотступный, созвал комсомольское собрание, и на нем Аркадий вынужден был дать слово, что хорошо подготовится к испытаниям.
— Обещаю, ребята, — сказал Аркадий, и все слышали это.
Саша и на этот раз не предложил ему снова вступить в футбольную команду. Наоборот, он вскользь намекнул Юкову, что новый защитник, Семен Золотарев, пожалуй, играет получше Аркадия…
Как! Они всерьез думают обойтись без него?!
Аркадий не находил себе места. Правда, внешне он старался держать себя спокойно, но в душе, вместе с затаенной обидой на Никитина, росло и смятение. Дома чуть ли не каждый день скандалил отец, бил больную мать, бил Аркадия. Вместо того, чтобы учить уроки, Аркадий, скрываясь от отца, шлялся по городу.
Потом — экзамены. Они подошли так быстро! Казалось, только еще вчера Юков, пунцовый от стыда, обещал классу ликвидировать отставание в учебе, а сегодня уже нужно брать со стола экзаменационный билет…
Юков был уверен, что «срежется» по физике: этот предмет он знал особенно плохо. Так оно и получилось. В доставшемся ему билете он не смог ответить ни на один вопрос. Ему предложили тянуть второй, но и материал второго, как назло, оказался незнакомым Юкову.
— Все убито, бобик сдох! — пробормотал Аркадий не очень понятные членам экзаменационной комиссии слова и, выйдя из класса, точно сквозь землю провалился. Он убежал на реку, в самое глухое место, и провалялся на песке до вечера.
На
— Вылазь в окно, — посоветовал Ваня Лаврентьев. — Что ты свысока с нами разговариваешь?
— Не могу, — слукавил Аркадий. Я ведь комсомолец.
Пораженные кротким видом преступника, бывшие одноклассники смутились и ушли, пообещав все-таки сделать соответствующие выводы.
Как только они скрылись из глаз, Аркадий выпрыгнул во двор и два дня пропадал у знакомого бакенщика на реке. Он побаивался, что ребята, придя попозже, не скроют тайны от его родителей. Возвращался домой Аркадий с покорной готовностью молча принять горькие упреки матери и бесстрастные оплеухи отца. Но мать только покачала головой, а отец даже не обратил на Аркадия внимания, точно эти два дня сын неотлучно проторчал перед его носом. Значит, ребята оказались молодцами и не нафискалили!
Это было две недели назад. До сих пор родители Аркадия не знают, что он не перешел в десятый класс. И даже почему-то не спрашивают его… Отец не спросит — это ясно, но мать… мать тоже почему-то молчит. Но ведь Аркадию все-таки придется когда-нибудь сказать им об этом!..
Вот почему в эти дни Аркадий особенно жаждал подвига. Подвиг же все никак не получался… Жизнь была устроена явно несправедливо.
Аркадий вынул руки из карманов, поправил кепку — другими словами, постарался придать себе более внушающий доверие вид: он заметил, что встречные, особенно кто помоложе, подозрительно сторонятся его. Странные люди! Неужели нельзя догадаться, что у человека неприятности!..
Стоп! Куда это он идет?..
Аркадий входил в липовую аллею. Знакомая липовая аллея! Школа… Он пришел по привычке в школу. Задумался и пришел.
Сколько раз с беспечным видом озорного мальчишки он проходил по этой аллее, не замечая, что она похожа на длинную арку, сквозь которую даже щедрое летнее солнце просвечивается только светлыми каплями?.. Сколько раз он выбегал из школьных дверей, не скрывая своей радости, и с облегчением, не оглядываясь, мчался под шумящими на ветру липами! Мчался, чтобы покинуть их, забыть…
Да, привычка…
Не будем разубеждать Аркадия: пусть он думает, что это привычка привела его к школе.
«Что ж, зайду», — подумал он и с неизведанным раньше волнением поднялся по облицованной мрамором лестнице парадного входа.
Но, прежде чем открыть резную высокую дверь, постоял зачем-то, подумал… Потом снял кепку и робко, как первоклассник, вошел.
Непривычная для уха, незнакомая, покойная и в то же время какая-то торжественная тишина стояла в школе. Никогда еще не видел Аркадий школу такой. Он вошел — и словно все окна, портреты и двери сразу взглянули на него… Окна светили приветливо, портреты глядели приветливо, двери готовы были приветливо распахнуться. Аркадий не был незваным гостем. Так ему показалось. А может быть, так ему хотелось.