Дороги вглубь (с иллюстрациями Павлинова П.Я.)
Шрифт:
В это время почти одновременно заговорило несколько человек, сидевших с наушниками у аппаратуры.
— Лает собака! Слышу лай! Собака лает!
— Что же это такое, товарищи? — сказал удивленно директор. — Откуда под землей собака?
Словно буря, в палатку ворвалась Наташа.
— Это они! Это Костя! — закричала она задыхаясь.
— То есть, позвольте… — сердито пробормотал Горшков. — Почему Костя? Или вы думаете, что Костя…
— Нет, нет! Это собака его лает. Он, наверное, взял ее все-таки в лодку.
— Так и есть! Наташа правильно говорит, — приглушенным голосом начал Панферыч, просунув голову в палатку. — Я вот собирался доложить Константину Григорьевичу, что собака Кости словно в землю провалилась… А товарищ Катушкин заявил мне, что не надо… Мелочь, мол! А разве можно пренебрегать мелочами, раз такое дело? Все равно! Это собака Кости под землей на профессора гавкает…
— Надо бурить немедленно, — предложил Батя.
— Бурить! Бурить! — послышались радостные крики. — Это они!
— Координаты установлены? — быстро спросил директор.
— Совершенно точные, — звукометрист подал Гремякину карту местности. Музыка и лай идут вот отсюда.
— Бурить немедленно, — твердо произнес директор и направился к выходу из палатки. За ним последовали остальные.
Вскоре в наступающем рассвете стало видно, как ползет по песку огромная машина — сверхскоростной шахтный бур.
— Бур — это дело верное. Без вашего бура не обошлось, — сказал Трубнину Горшков.
— Не мешайте, Пантелеймон Евсеевич… — рассеянно ответил инженер, занятый своими мыслями.
— У меня такое ощущение, — говорил Гремякин Бате, — что сейчас на этом песчаном поле произойдет сражение. Жестокая схватка с непокорной природой.
— Ты не вспомнил, дорогой полководец, про армию, — рассмеялся Батя, беря своего друга под руку. — Она незримо присутствует здесь. Это армия рабочих и инженеров, строивших новые машины. И сражение, по-моему, длится уже давно. А сейчас решающая схватка, но не последняя.
Работа подвигалась медленно.
Острие кирки легко вонзалось в мягкий известняк, но застревало в нем. Чтобы вытащить инструмент обратно, требовалось большое усилие. Еще труднее было работать лопатой.
— Надо осторожно расходовать свои силы. Давайте опять отдохнем, предложил Крымов.
Люди отложили в сторону инструменты и сели на глинистую почву.
— Каково теперь моей Марине Ивановне… — тихо начал Толмазов, задумчиво склонив голову. — Волнуется, бедная, погибшим, наверное, считает… В течение сорока двух лет нашей совместной жизни сколько раз случалось всякое. Экспедиции, знаете, бывали не безопасные. Много тяжелых дней ожиданий и раздумий доставил я своей жене. А возвратишься благополучно, говорит, верила, что вернешься цел и невредим, несмотря ни на что, верила. А по лицу видно волновалась, переживала…
— Маме я отправил письмо в день нашего старта, — сказал Крымов как бы про себя. — Зоя Владимировна обещала мне, если будет какая-либо задержка, посылать старушке телеграммы по своему усмотрению…
Костя думал о матери, о сестренке Кире, десятилетней девочке с белыми вьющимися волосами, и… о Наташе. Но вслух своих мыслей не высказал.
— Хотя бы немного осталось взрывчатки, — мечтательно проговорил он. — Всю израсходовали при устройстве заграждения.
— Да… — протянул профессор. — Как там наше заграждение, действует или нет?
— Не узнаем, пока не выберемся на поверхность, — заметил Крымов. — Спой, Костя, еще что-нибудь! У тебя здорово получается, серьезно! Пение нас ободрит…
Немного подумав, механик затянул фронтовую песню. К нему присоединился профессор; он не знал слов, но мелодию подтягивал верно.
Звук песни, отразившись от стен, превратился в продолжительное эхо и возвратился к поющим, аккомпанируя им, словно мощный симфонический оркестр. Таков акустический закон огромного подземелья.
Кончив песню, люди снова принялись за работу.
— Волноваться не следует, — провизии у нас много, только работай… Выберемся! — промолвил Толмазов, нанося первый удар по известковому потолку.
Через несколько минут собака опять начала проявлять признаки беспокойства. Она глухо рычала, ощетинив шерсть.
— Что это может быть? — спросил Крымов, уже познавший на опыте, что животное не волнуется даром.
Костя бросил кирку и молча направился за Джульбарсом, освещая ему путь своим фонарем. Собака вела к тому месту, где стояла подземная машина. Через минуту все стало ясно: из широкого отверстия, проделанного лодкой, с легким шумом в подземелье начала поступать вода.
Костя бегом бросился назад.
— Вода! — закричал он, приблизившись к Крымову и Толмазову.
— Что за черт! Откуда? — выругался Олег Николаевич, с досадой бросая на землю лопату.
— Все правильно! — радостно начал профессор.
— Что правильно?
— Разве вам непонятно? Ведь появление воды свидетельствует об исправности заграждения, которое мы устроили при помощи взрыва! Вода заполнила все проходы и гроты. Вглубь земли ей путь прегражден, вот она и направилась за нами по туннелю, проделанному в земле лодкой! Ведь уровень пустыни приблизительно на сорок метров ниже того места, где вода уходит под землю. Она последовала за нами по всем правилам закона сообщающихся сосудов! Учтите, что напор ее очень большой! Если нам удастся проделать кирками отверстие для выхода на поверхность, вода также последует за нами.
Профессор хотел привести еще какие-то доказательства закономерности появления воды, но вдруг спохватился и испуганно закричал:
— Товарищи! Что же мы делаем? Ведь люк лодки открыт, а в ней находятся записи нашей экспедиции. Вода может испортить их. Надо немедленно вернуться к машине!
— Совершенно верно, — поддержал его Крымов. — Вода проникнет в лодку и испортит оборудование. Нужно торопиться.
Люди бросились бежать.
Внезапно послышался глухой, все нарастающий гул.