Дороги. Часть первая.
Шрифт:
Он и об этом подумал... с ума сойти можно. Ильгет потянулась к цветам, почувствовала тонкий, сладкий аромат.
Пошатываясь, Ильгет прошла в душ, сбросила платье (так и спала в нем), с наслаждением купалась в теплых сверкающих струях воды, наполненной то шампунем, то освежителем, давно уже такого кайфа не испытывала. Она вымыла и голову, потом постояла под горячими струями воздуха, растерлась бальзамом, обходя только область шрама, вышла из душа, чувствуя себя свежей и обновленной.
Потом она встала на колени и начала читать утренние
Что там сагон говорил?
Отчет о встрече с сагоном Ильгет сдала. Двойная нагрузка бойца ДС — сначала сагон выворачивает тебе душу наизнанку, а потом приходится еще раз наизнанку вывернуться в отчете. Но так положено. Иной раз еще и на ментоскопирование загоняют.
Отчет она сдала. А вот всерьез задуматься о том разговоре у нее еще не было времени. А может быть, зря.
Ильгет перекрестилась. Подошла к окну.
Выходит, что сагон хотя бы иногда может говорить правду... О любовнице. Да и тогда у Питы наверняка была женщина, Ильгет это ощущала. Просто заставляла себя об этом не думать. Доверяла. О том, что Пита ее бросит, уйдет к другой. Вот пожалуйста — ушел.
Что он еще говорил? Какие-то гадости о Пите. А чего он хотел от Ильгет? Она стала тщательно вспоминать.
Получается — ничего особенного не хотел. Веди себя естественно, не подстраивайся под мужа, он это все равно не оценит. Хотя если бы я начала к сагону прислушиваться, возможно, он и большего бы потребовал. Это ведь он так, для начала, для затравки. Заинтересовать меня беседой.
Ильгет покрутила головой. Ничего не понятно. Лучше оставить сагона в покое. Потом будет видно. Что теперь с жизнью делать?
И жить-то не хочется. Господи, сказала Ильгет, сколько можно? Как я мечтала умереть в свое время... и какая хорошая была бы смерть. За друзей. За истину. Почему же Ты не избавил меня тогда? А на Визаре? Вроде бы, и пустяковая рана, особенно по сравнению с тем, что было тогда на Ярне. Но какая боль... Я ведь уже думала, что все, наконец-то... И так спокойно было, так хорошо. Думала, вот сейчас боль кончится. Или в пещере с дэггером. А Ты каждый раз все вытаскиваешь меня, хотя казалось бы, так легко прикончить. Ну продвинулся бы этот болт еще на пару сантиметров — и все. Или вторым бы в шею, сонную артерию бы пробило...
Я понимаю, что сейчас просить чуда — чтобы вот прямо сейчас, стоя здесь, в своем доме, в полном здоровье и безопасности я просто упала и умерла — это было бы уже совсем невероятно.
Но как это было бы замечательно...
Пустые, идиотские мысли. Уже понятно, что терпеть придется до конца, и никакого послабления в жизни не будет. Господь не сократит срок.
Надо лететь к отцу Маркусу. Может, он посоветует что-нибудь. Ильгет повернулась к монитору и вызвала номер священника.
В это же самое время Пита сидел на подоконнике в одном из домов нижней Коринты и смотрел на улицу. Он был совершенно голый. Сайна еще нежилась в кровати.
Пита давно уже расстался с Майлик. Пожалуй, с того момента, как стал Мастером, профессионалом. Все-таки сорокалетняя женщина, семеро детей... слишком уж она зажатая. Да и наскучило просто. А вот с Сайной... как знать, может быть, с ней что-то и получится.
Он познакомился с ней в Бетрисанде. Сайна была наземницей, работала сетевым дизайнером, простая, хорошая девушка, и она была свободна, никого у нее не было... Похоже, к Пите она относилась всерьез.
Он слез с подоконника, хлебнул немного ву из горлышка, лег рядом с Сайной. Приласкался.
— Знаешь, — сказал он нежно, — а давай, я у тебя останусь?
— А твоя жена... она вернется...
— Она вчера вернулась.
— Да? — Сайна напряглась. Пита чуть отодвинулся от нее.
— А я ей сказал... что больше с ней не могу жить.
Тело Сайны снова расслабилось. Пита с наслаждением провел рукой по ее коже, атласной, чистой. Сайна закрыла глаза, тело ее само потянулось за рукой Питы, прося ласки.
— Знаешь, — заметила она, — может, все-таки не надо было вчера-то... она ведь из Космоса вернулась. Нехорошо это. Надо было подождать...
Пита не обратил на слова Сайны никакого внимания. Ее тело говорило ему куда больше.
Арнис позавтракал, пока Ильгет еще спала. Принял душ, оделся и вышел. Взяв на крыше общественный флаер, он полетел прямо в церковь.
Утренняя служба заканчивалась. Арнис постоял сзади, помолился вместе со всеми. Установленное время исповеди сегодня уже прошло. Но едва служба закончилась, Арнис подстерег выходящего из сакристии отца Маркуса.
— Здравствуй, — улыбнулся священник, — ты вернулся...
— Вернулся. Отец Маркус, можно я... мне бы исповедаться надо, нельзя ли как-нибудь уже сегодня?
— Тебе срочно?
— Да.
— Тогда прямо сейчас. Подожди здесь минут десять.
Арнис постоял на коленях перед образом Христа, помолился. Вскоре появился отец Маркус.
— Пойдем куда-нибудь, чтобы никто не мешал...
Они укрылись в небольшой комнате для исповеди. Арнис начал говорить. Он не исповедовался целый год, и... ничего не поделаешь, многое ушло, о многом он просто забыл. Он лихорадочно вспоминал самое главное.
— Я убил очень много людей.
— На войне.
— Да. Но когда я убивал их, я чувствовал радость. Я хотел этого. Я их ненавидел. Было за что, но все равно, нельзя же так.
— Нельзя.
— Еще я впадал в уныние. Только и делал, что впадал. Весь год. Мне очень не хотелось жить. Ну, там тяжело было. Поэтому. В общем, не мог я этого принять. Физически просто тяжело, — уточнил Арнис, — молитвы я пропускал, неделями иной раз не молился. Мечтал умереть.
Священник кивнул, опустил глаза.