Дороги. Часть первая.
Шрифт:
Ильгет уже знала эту песню, хоть Иволга перевела ее совсем недавно. Пробившись ближе к кругу, она подхватила вторым — точнее, первым, более высоким и пронзительным голосом. Иволга бросила на нее одобрительный взгляд.
Молитесь за меня,
Пусть я не буду одинок.
И без того до боли мал
Отпущенный мне срок.
Бессмертны только песни,
Лепестки
На перекрестке тысячи дорог...
Иволга спрыгнула с помоста, закинула гитару за плечо, будто это была «Молния», и подруги зашагали дальше, не дожидаясь, когда кончится поощрительное молчание.
— Как здорово, что ты переводишь, — сказала Ильгет, — у вас такие замечательные поэты. У нас вот тоже... но у меня не получается переводить почему-то.
— Это особое призвание, — пояснила Иволга, — мне всегда нравилось переводить. На Терре я этим тоже занималась. И училась, собственно, в институте иностранных языков... у нас ведь с этим проблема, мнемоизлучателей не было.
— И у нас то же самое. Так ведь и я почти стала лингвистом, Иволга!
— Значит, мы коллеги, — рассмеялась Иволга. Потом посерьезнела, — на самом деле я хотела вначале в медицину. Потом... да и иняз я не закончила. Нет, пожалуй, можно сказать, что я неудачница.
— Да и я тоже неудачница! — Ильгет улыбнулась.
— Я всегда любила переводить стихи... Сабли вон, трубите горны, город Кабул на реке Кабул...
— Это еще что такое?
— Это мой первый перевод. С английского на русский. Киплинг, такой поэт у нас был. Мне было 13 лет, и вот меня так это поразило... сейчас я это стихотворение перевела и на линкос. Брод, брод, брод на реке Кабул. Брод на реке Кабул во тьме. Слышишь, лошади рвут постромки. Люди плывут, ругаясь громко, через брод на реке Кабул во тьме.
— Про войну, — сказала Ильгет.
— Ага. Ты знаешь, я всегда чувствовала... жила, росла в мирное время, но что-то такое ощущала. И как видно, не зря. А вообще, Иль, мне бы хотелось, чтобы ты выучила тер... ну, лучше всего, русский язык. Мой родной. Вот послушай, — и она начала читать стихи на незнакомом Ильгет языке. Не понимая ни слова, лонгинка ощутила, как странная, немного рваная музыка стиха захватывает ее.
Спи спокойно поэтому, спи, в этом смысле — спи(10).
Спи как спят только те, кто сделал свое пи-пи.
Страны путают карты, привыкнув к чужим широтам.
И не спрашивай, если скрипнет дверь — кто там.
И никогда не верь
Отвечающим, кто там.
— Чудесно, — сказала она, — наверное, я и вправду выучу твой язык... это не на нем написан оригинал Библии?
— Нет, что ты... Ветхий завет — на древнееврейском, а Новый — на греческом. Я эти языки не знаю. Да и Библией-то не очень интересуюсь. Но наш язык тоже...
— На лонгинском тоже есть чудесные стихи. Например, того же Мейлора... — Ильгет внутренне вздрогнула от собственных слов, Мейлор до сих пор прочно ассоциировался у нее с психоблокировкой. Но это же глупость, пора и забыть.
— Вот послушай. Это малоизвестное...
Меланхолия, черная колдунья,
Надо мною, корчась, ворожит.
Этой ночью будет полнолунье.
Этой ночью буду я убит.
Будешь ты убит своей рукою
Вот возьми бокал, мой милый, пей.
Навсегда от бед тебя укрою.
Она шепчет, и я верю ей. (1)
— Сагонское что-то, — пробормотала Иволга. Знакомая синяя каменная птица уже возвышалась над ними. Древняя статуя, первого века еще, из натурального камня, только зачем-то выкрашенная в синий цвет. Да и сама «Ворона», хоть и перестраивалась несколько раз — уже тысячу лет истории насчитывает.
Подруги вошли в зал, кажущийся тесным и маленьким из-за обилия перегородок, увитых зеленью — но в то же время огромный. Карлсон деловито вбежал следом, и никто не сказал ни слова. На Квирине собак пускают везде. Иволга решительно направилась к небольшому овальному угловому столику.
— Что ты будешь? — она взяла лист меню. Ткнула пальцем в несколько точек. Передала меню Ильгет. Та пробежала глазами по списку блюд.
— Коктейль... пить будем? Тогда я с мятным ву. Ну и что еще — пожалуй, вот этот сыр, Ойле же его заказывал? Ужасно вкусный. И рыбную какую-нибудь закуску. Драй, например.
— А мороженое? — спросила Иволга.
— Мороженое с рыбой... хотя у меня желудок крепкий. Ну ладно, тогда и со сливками.
Они подождали робота с заказом. Иволга не поскупилась, решив основательно поужинать. Ильгет вообще поражало, каким образом тощая, как спица, терранка, умудряется впихивать в себя такие количества еды. Вот и сейчас — огромное блюдо с салатом, поджарка с соевым соусом и картофельным пуффом, ветчина с помидорами, сыр к вину, да еще и десерт, который должен был приехать несколько позже, гора мороженого со сливками и ягодами. Иволга разлила вино по бокалам.
— За тех, кто наверху, — сказала она привычно. Выпили. Ильгет положила в рот кусочек необыкновенно приятного, острого, тающего на языке сыра.
— Не понимаю я эти капеллийские штучки, — Иволга закусила обычным квиринским сырком, — поедим? Или сразу еще дернем?
— Можно и еще сразу, — Ильгет подняла бокал, — за победу. За Ярну, — уточнила она.
Выпили снова. Иволга опять наполнила бокалы. Выпили и в третий раз, полностью, до дна, как положено — за тех, кто не вернулся. Глаза Иволги на миг приобрели несчастное выражение побитой собаки, она вспомнила об Андорине. Снова Ильгет захотелось все-таки расспросить Иволгу об этом, и снова она не решилась. От выпитого ей стало весело и легко, и проблемы как-то улетучились. С эстрады доносилась легкая инструментальная музыка. Подруги принялись за еду и полностью на какое-то время предались этому серьезному процессу.