Дороги. Часть первая.
Шрифт:
— Да, в общем, все логично, — согласилась Ильгет.
— Они же нам сами скажут спасибо, — проворчал Пита.
Она вынула из духовки картошку. Стала накрывать на стол — салфетки, тарелки, вилки, ножи, вазочки... Пита стоял у окна, скрестив руки на груди, снисходительно наблюдая за ее работой.
— Давай садись ужинать.
Ильгет взглянула на мужа, заметила, что он отвернулся и незаметно перекрестилась. Молитву — про себя.
— Слушай, Пита... я вот все думаю. Ты ведь теперь хорошо зарабатываешь. Может, нам усыновить ребенка?
Пита глухо застонал.
— Не
— Ну понимаешь, — сказала Ильгет, — мне просто скучно. Я целый день одна дома...
— Но у тебя собака есть.
Ильгет тихо вздохнула. Нет, не получается...
— Я пытаюсь работу найти, — сказала она, — но пока ничего...
— Я не знаю — ведь денег, вроде, хватает? Я тебе в чем-нибудь отказываю? Нет, я не тиран какой-нибудь, если хочешь — работай. Но зачем, я не понимаю?
— Ну если я буду работать, то накоплю, чтобы поступить опять в универ
— Ну а как ты уедешь в другой город, и отдельно будем жить, что ли?
— Да ладно, — сказала Ильгет, — еще и денег-то нет, а мы уже рядимся, что да как... Да нет, мне, конечно, все это необязательно, просто без ребенка как-то сидеть... ну правда, скучно.
Пита расстроенно работал вилкой и ножом. Ильгет лихорадочно искала тему для разговора... Но все упиралось опять или в ребенка, или в ее работу. Или в Арниса. О книгах — Питу это только раздражает, он ведь их не читает. Не о свекрови же говорить. Наконец она спросила без особой надежды:
— Помнишь, мы такой фильм смотрели еще в Иннельсе? «Бег по вертикали»... Еще с Маккелом в главной роли. Маккел, говорят, умер.
— Да? Не слышал... А что, если этот фильм идет еще где-то, мы бы могли и сходить, — заметил Пита. Ильгет обрадовалась. Взяла его за руку... И вдруг поразилась, насколько похожи его пальцы — и пальцы Арниса. Только у Арниса рука покрепче, но такие же длинные... А ведь мне руки Питы и понравились, подумала она. Да и вообще... Ильгет бросила быстрый взгляд на лицо мужа — чуть выступающие скулы, полноватые губы, и треугольный острый подбородок. Пита поймал ее взгляд.
— Ты чего смотришь? — спросил он добродушно. Ильгет провела пальцами по его щеке.
— Так... молодость вспоминаю.
— М-м... ты чего сегодня такая сексуальная? — поинтересовался Пита. Ильгет вообще-то вовсе не это имела в виду, но поддержала игру.
— А вот не скажу! — это у них был такой код для обозначения определенной деятельности. Пита вдруг нахмурился и поднялся.
— Ну, если ты хочешь... я хотел еще поработать вообще-то.
— Да нет, нет, что ты, — поспешно сказала Ильгет, — сиди, конечно.
Все изменилось. Ильгет мыла посуду и размышляла о том, что всего год назад муж ни за что не отказался бы от секса, а сейчас... Да нет, ей секса-то и не хотелось. Она вообще ведь холодная, сколько уж по этому поводу было копий сломано — но что она может сделать, ведь не нарочно она такой стала? Сейчас даже и лучше, но... правильно ли это? Что это значит? Почему такое чувство — отчуждения?
Плевать.
Просто вернуться в свой мир.
Ильгет села за свой собственный письменный стол, затолканный в угол большой спальни. Выгулянная и сытая Норка забилась ей под ноги. Ильгет рассеянно погладила курчавую собачью шерсть.
Ее собственный уголок. Ее мир. Мир, в котором она может устроить все так, как ей нравится.
Плоский монитор, клавиатура и карандашница на столе. Несколько полок с самыми любимыми книгами — Библия, конечно, и поэты мурской эпохи, любимый Мэйлор Сан в нескольких томах, разрозненные романы, справочник по авиации. Ильгет училась на гуманитарном отделении — лингвистики, но самолеты ей почему-то очень нравились... просто такая тайная страсть. Под стеклом на столе — фотографии Норки в щенячьем возрасте и во взрослом, на выставке, цветные фотки боевых лонгинских самолетов и даже одного ландера — красавец, мечта, серебристо-белый дельтовидный силуэт на фоне голубого неба. На стене — деревянное распятие. Ильгет перекрестилась, глядя на него. Тихо помолилась про себя. Включила монитор.
Муж никогда не интересовался тем, что она пишет. Раньше Ильгет сама пыталась навязывать — то стихотворение только что написанное прочтет вслух, то намекнет, что закончила рассказ... но интерес у Питы не появлялся. Что делать, слишком уж разные мы люди, решила Ильгет и перестала донимать его своими графоманскими опусами.
Она подолгу работала над стихами. Сейчас вот у нее шла целая поэма... Ильгет точно знала, что это никто и никогда не напечатает. Пыталась она в молодости что-то куда-то посылать, в какие-то клубы вступать. Потом это прошло. Все же тайная надежда оставалась, да и не могла Ильгет не писать, хотя бы просто для себя.
Поэма, что выходила сейчас из-под ее рук, была — о любви. Ильгет самой не довелось и уже не придется пережить такого — все это останется в мечтах...
Ты знаешь, я вдруг полюбил смотреть на море,
Что вечно беспокойно и бездонно.
Касаясь краешка земли, оно мне лижет руки
И вновь сползает в темные глубины.
Его аквамариновые платья,
Сверкающие синие наряды
Скрывают бездну тайны ледяной,
Неведомых и страшных откровений.
Ведь море так похоже на тебя!
— Ты знаешь, я вдруг полюбила небо,
Бездонное, сияющее синью.
Наполненное ветром и простором,
Венец земли хрустальный, драгоценный.
Оно всего прекраснее и выше,
Дороже всех земных богатств и власти,