Дороги. Часть вторая.
Шрифт:
— Это мама, смотрите! — закричала Арли. Дети принялись с шумными комментариями разглядывать снимки.
— Ты что, солнышко? — тихо спросил Арнис. Ильгет посмотрела на него и не смогла произнести ни звука. Потом она справилась с собой и выдавила.
— Знаешь... нервы, наверное, ни к черту стали.
Арнис молча обнял ее, прижал золотистую голову к своей груди. Ничего не надо было говорить. Он и так все понял. Понял, как она благодарна ему, и какое это счастье — когда тебя видят вот так, и что ей кажется, она ничем не заслужила такого счастья, и как-то неловко даже,
— Пойдемте за стол, — негромко сказал Арнис. Все зашумели, засуетились.
В этот момент зазвенел вызов. Ильгет побежала в кухню, там ближе всего.
С экрана на нее смотрела грустная Иволга. Она не дома была — какой-то непривычный интерьер вокруг.
— Привет, Иль... ну что, с Рождеством!
— Тебя так же, — Ильгет невольно улыбнулась, увидев подругу.
— Празднуете?
— Ага. А ты где?
— Я в Коринте. Дрона же такие праздники не интересуют, а наши ребята разлетелись. Ну вот я и прилетела сюда пьянствовать. Сейчас сижу в «Радуге Бетриса».
— Так это ж недалеко от нас... Иволга, давай к нам скорее!
Иволга быстро согласилась. Ильгет пошла было в комнату, но тут же раздался еще звонок. Это оказался Ландзо.
— Слушай, Иль, а можно я к вам приду? Валт сейчас в патруле... а одному скучно как-то...
— Ну какие вопросы, Ланс, конечно, приходи!
Ильгет вернулась к семье. Арнис посмотрел на нее, улыбаясь.
— Ты знаешь, пока ты там болтала, позвонил Венис... Они с Сириэлой шляются по Бетрисанде. Я его пригласил к нам.
Ильгет покачала головой.
— По-моему, надо делать запасы. Ты развлекай детей, а я пойду готовиться...
Она ушла на кухню. Странно, вот сейчас ей казалось совершенно нормальным — собраться всем вместе. Людям, которые так хорошо знали Иоста и Гэсса. Людям, которые способны друг друга понять. Понять, как страшна, как неизгладима эта рана. Просто пожалеть друг друга.
— Знаешь что, — сказала Ильгет, — по-моему, будет свинством не позвать Мари.
И они позвали Мари.
В течение часа позвонили еще Ойланг и Айэла, которая оставалась одна с детьми, муж ее был в Космосе. Пришли первые гости. Долго, шумно и сообща решали, звонить ли Марцеллу и Дэцину — все же они одни остались... решились, позвонили Марцеллу, он сказал, что немедленно придет, но с женой и детьми. Дэцин, конечно, тоже не заставил себя долго уговаривать.
К одиннадцати часам собрались все. Арнис уже уложил всех детей, только Анри продолжал сидеть в гостиной, но начал клевать носом. Ильгет уставила весь стол ярнийскими блюдами. Ойланг заваривал свой фирменный чай. Мари в черном платье сидела тихонько в углу. Детей она снова отправила к бабушке, не могла она сейчас организовать для них праздник... без Гэсса...
Все, вроде бы, было как всегда. Выпили за все, что положено, выпили и за погибших. Ели и хвалили стряпню Ильгет. Но время от времени в разговоре вдруг возникали странные паузы. Как будто не о чем больше говорить.
Если бы Гэсс сейчас был здесь, он обязательно вставил бы...
Эта мысль острым жалом касалась всех одновременно, и все замолкали неловко. Гэсса больше нет и не будет. Все кончено.
Иоста тоже нет. Он не был душой компании, как Гэсс, но как все привыкли к нему, белобрысому, застенчивому, с негромким голосом. Как привычно было, что можно сесть рядом с Иостом, пожаловаться на жизнь, и он так внимательно, как никто, выслушает и посочувствует.
Ойланг сел рядом с Мари и, поглаживая ее по руке, тихо говорил что-то.
— Больше никогда не будет так, как раньше, — вдруг вырвалось у Ильгет. Повисла тишина. Слова эти ее прозвучали — громом.
Беспощадно и точно. Никогда уже не будет так, как раньше. Отряд никогда не будет прежним. Теперь все иначе. Так было и каждый раз, когда кто-нибудь погибал... Но именно Ильгет не ощущала этого так сильно, так страшно — как дальше жить без них? Они слишком давно были в отряде, к ним каждый привык, их любили все... После Анзоры, впрочем, было не легче.
— Ну что же, — тихо сказал Дэцин, — нам придется и с этим смириться.
И все приняли его слова, как должное. Да, он прав. Каждый раз приходится смиряться заново. Привыкать к миру — уже без этого человека. К страшно изменившемуся, опустевшему миру. Дико это подумать, снова сидеть в «Синей вороне» без шуточек Гэсса. Идти в церковь и не видеть Иоста, который в последнее время часто помогал у алтаря.
Но к этому придется привыкнуть. И жить дальше. Пусть дальше жизнь будет не вполне полноценной, иной, все равно жить надо...
— А помните, как Арли пела, — сказала вдруг Иволга, — и потом Иост... тоже...
Она взяла гитару и начала играть. Голос ее был сдавленным.
Задыхаясь в вонючем дыму,
Погибаю от тяжкого смрада.
Ты один мне навеки отрада
На пути, что уводит во тьму.
Без начала мой путь, без конца,
Семь кругов друг за другом, все ниже.
По колено в коричневой жиже,
В темноте не увидеть лица.
На вопрос, бесконечный, как стон,
Что я делаю здесь, и зачем -
Тяжесть лат и разрубленный шлем,
И в ушах одуряющий звон.
Может, ложным пророкам верна,
Бесконечно и так одиноко
Я иду по неверной дороге,
Опускаясь до самого дна?
Только голос, зовущий во тьме.