Дороги. Часть вторая.
Шрифт:
Ладно, что теперь... поздно уже. Ильгет обогнула скалу. Она и сама не понимала, зачем это ей нужно, но бессознательно искала хоть что-нибудь... хоть какой-то след должен ведь остаться! И ей попался под ноги кусочек ксиора — от шлема одной из собак. Ноки... в щели застряла золотистая прядь. И увидев эту прядь, Ильгет вдруг заплакала.
Ноги ее ослабели. Она села прямо на землю. Теперь можно плакать... Теперь все. Как быстро, как беспощадно они были убиты. Как бессмысленно! Ноки... Ильгет вспоминала крошечного золотистого щенка, как он лез на руки и кусал пальцы. А Виль — она знала его от самого рождения, видела, как он в плодном пузыре выпал на пол, и как Ноки облизывала его.
Сколько
А Гэсс... Иост... Ильгет стиснула кулаки. Нет, это невозможно, немыслимо, это несправедливо! Господи, что же это за жизнь такая? Почему они должны умирать, почему?!
Чья-то рука снова коснулась ее плеча. Успокаивающе. Ильгет тихо заплакала.
Он все-таки любит нас... Он все-таки любит.
— На все воля Твоя, — прошептала она.
Арнис гладил по холке единственную их уцелевшую собаку — Ритику. Сейчас она была освобождена от костюма, и чуть отросшая шерсть топорщилась. Ритика с возрастом перецвела и приобрела редчайший светло-коричневый окрас, кофе с молоком.
— Что же делать, — тихо сказал Арнис, — посмотри, Иль, сколько горя вокруг... Ты же видела инастрийцев. Как им досталось, всем... Виноваты они? Да, наверное. Но ведь каждый из нас в чем-то виноват. Лучше уж взять на себя чужое... как Иост... А смерти... ты ведь знаешь, на самом деле смерти нет.
Ритика положила голову на колени хозяину. Она будто чувствовала гибель своей матери и брата, совсем сникла в последние дни.
— Да, я знаю, Арнис... И потом, Иисус — он тоже взял на себя все... Он имеет право судить.
— Это право всегда было у Бога, Иль, ведь Он создал нас, кому же и судить, как не Ему. Только Он вместо того, чтобы нас уничтожить — а мы ведь это заслужили по-хорошему — взял и пожертвовал собой. Своим Сыном.
— Да, Арнис, я знаю...
Ильгет помолчала.
— Арнис, я вот думала... Ты сделал такой вывод, что сагонам важнее всего человеческая душа. Да, это так... Вот и этот сагон проиграл из-за того, что пытался взять Иоста. Если бы он сосредоточился на обороне, нам бы не взять этот лагерь. Это правильно. Но почему же с миллионами... даже миллиардами людей сагоны так поступают. Ведь кажется, для них люди вообще, как муравьи — просто ничего. Ничтожество. Значит, они только каких-то избранных людей ценят? Не всех?
— С одной стороны, получается, что так, — ответил Арнис, подумав немного, — да они и сами так говорят. Что один из миллиона способен к развитию, и вот этого одного они пытаются подчинить себе. И часто эти люди как раз оказываются в ДС. То есть другие эммендары, которые легко подчиняются, сагонов просто не интересуют, потому что они не способны к развитию. Но с другой стороны...
— Тогда в чем разница, между Гэссом... к которому сагон явно отнесся как к способному... и любым из инастрийских эммендаров, которых сагон мог уничтожать. Ведь Гэсс сломался и стал точно таким же безвольным эммендаром.
— Может, эта ломка для сагона — вроде проверки? То есть, действительно ли человек способен стать сагоном... Ну вот Гэсс ее не выдержал. Ты знаешь, то, что я говорю тебе — это собственно, сагонская версия. Мне ее Хэрон изложил. И Ландзо тоже с Цхарном до этого договорился. То есть они готовы уничтожить сколько угодно руды — обычных людей, чтобы найти жемчужины... Но вот правда ли это, вот вопрос.
— Я не хочу, чтобы это было правдой, — сказала вдруг Ильгет.
— Почему?
— Потому что это противоречит... Ну посмотри. За кого Иисус отдал свою кровь? Ведь за всех. Для Бога все люди равны. А получается, есть еще какие-то особо духовные... особо развитые... мне это всегда было противно. Пусть даже сагоны нас отделяют от остальных — но все равно ведь это источник для гордости, мол, я не такой, как эта «руда»...
— Да, ты права, я как-то мало думал об этом. Собственно, сагонская версия не обязательно правильна. Это только гипотеза... — Арнис задумался, — вот если бы удалось точно доказать, что кто-то из людей стал сагоном. Не кнастором, это почти человек, только с какими-то способностями. А именно сагоном. Тогда это было бы подтверждение.
— Или доказать, что люди сагонами не становятся. Что между нами пропасть.
— Да, но я пока не представляю, как это доказать.
— Ну а то, что они уничтожают людей, может объясняться не тем, что вот мы такие особенные. Просто, может быть, сагону важно подчинить себе любого человека — или убить. Эта жажда у него сильнее всего. И когда он видит человека, он либо сразу подчиняет его, одним взглядом... либо убивает. Либо старается подчинить как-то иначе, потому что в этом, может быть, главный кайф его жизни.
— Такой психологический садизм, — усмехнулся Арнис. Ильгет взглянула ему в глаза.
— Да. Именно так. И мне кажется, что как раз эта версия полностью объясняет их поведение.
На Квирин вернулись незадолго до Рождества.
Инастра была полностью очищена от сагонов, население вывезено пока на Артикс, Олдеран, Капеллу, Квирин (хотя все эти миры не страдают перенаселением, выживших 180 миллионов человек все же не так легко разместить). С Инастрой работали теперь экологи, биологи, с населением — психологи и врачи. Восстановление планеты должно было продлиться около пяти лет, а потом инастрийцев вернут на Родину — уже с современными технологиями, обученных, организованных каким-то образом... Чтобы начать с нуля. По сути, Инастра теперь — вроде новой колонии.
Руководство ДС решило не скрывать эту акцию от людей — да и как скрыть, если на самом Квирине только размещено около 15 миллионов человек, на ненаселенном огромном острове Тарра в Южном океане. И с этими людьми непрерывно работает целая армия психологов, врачей, педагогов, инженеров... Обо всем, происшедшем на Инастре, квиринцев проинформировали, не упоминая только о самой ДС — с сагонами сражалась, конечно же, армия.
Печальным было возвращение. Уже много раз Ильгет приходилось переживать гибель друзей. Но видно, ближе этих не было никого... кроме, разве что, Арниса и Иволги. Каждый раз, выходя на Палубу, Ильгет вспоминала Второе Оборонное Кольцо, «Протеусы» и Гэсса... Слезы застилали глаза, на звезды было невозможно смотреть. Ильгет перестала ходить на Палубу.
Но возвращаясь в каюту, видела Арниса, лежащего без движения на своей койке — иногда с демонстратором на носу, иногда просто так. Состояние Арниса было похоже на то, что было с ним после Анзоры. Только к Ильгет он относился с прежним доверием и любовью. А так... он почти ни о чем не мог теперь разговаривать. Все разговоры окончились на Инастре. Там необходимо было двигаться, работать, думать о чем-то другом. Теперь же Арнису просто ничего не хотелось.
Ильгет, видя его, все время представляла рядом с ним — Иоста. Они ведь почти всегда оказывались вместе, рядом. Они были как братья. Ильгет давно уже казалось, что Иост — как бы член их семьи. Иволга тоже, но она жила далеко, и встречались с ней редко, а вот Иост... ведь у него так и не появилось своей семьи, и он частенько бывал у Кейнсов — грелся у чужого огня.