Дороги
Шрифт:
— Зачем?
— Ну так… просто. Я на тебя посмотреть хочу.
— Сумасшедший ты какой-то.
— Нет, Иль. Я художник. Я стал художником. Запоминаю образ.
— Так рисуй меня с натуры.
— Нет, я построю твой образ из света… когда попаду в запределку. Ты же знаешь, там можно из света лепить, как из глины.
Они замолчали. Арнис поднял руку с сервом на запястье и сделал снимок. Потом он просто смотрел. Ильгет молча, очень покойно и тихо сидела на вычурной узкой скамеечке, а за ее спиной багряным взрывом разлетался широколистый куст,
— Ну все?
– спросила Ильгет, - пойдем дальше?
— Пойдем, Иль… пойдем, золото мое. Ты есть, наверное, хочешь? Может, где-нибудь перекусим? Или домой пойдем? Ко мне или к тебе? Или, может, к маме, она тебя хотела видеть…
— Столько предложений сразу, с ума сойти.
— Иль, если ты хочешь, я тебя могу хоть на Артикс отвезти прямо сейчас, и мы там пообедаем в Голубом Гроте… О, мы с тобой обязательно туда полетим. После свадьбы сразу же. Я никогда не был на Артиксе, но всегда мечтал. Нам же за акцию, наверное, дадут чего-нибудь, вот и слетаем.
— Ну ты уже совсем улетел… можно в "Ракушку" зайти, но как-то это слишком празднично.
— А что тут особенного? Ну и что, а кто мешает взрослым, серьезным людям устроить себе маленький праздник?
— У нас с тобой каждый день какой-нибудь праздник.
— Правильно, так и надо. Сегодня у нас… Сегодня у нас будет День Новой Мечты. Правильно? Сегодня мы помечтаем о том, как полетим на Артикс. И вообще у нас каждый день будет праздник. Завтра как встанем с утра, так и будем придумывать, какой у нас праздник.
— По-моему, у тебя крыша едет…
— У меня едет, это точно. Но как тебе идея?
— Насчет каждый день праздник? Так у меня и так праздник каждый день. Как тебя увижу, так и праздник.
— Ой… ну все, Иль. А у меня и ночью тоже праздник, потому что я тебя во сне вижу.
— Здорово, а вот я тебя нет. И вообще ничего не вижу, как доберусь вечером до постели, так больше ничего не помню.
— Ты устаешь очень, - сказал он печально, - и сейчас, наверное, устала, а я тебя таскаю. Знаешь что, а давай я тебя понесу до "Ракушки"? На руках?
— Да ты что, я тяжелая.
— А то я не знаю. Я ж тебя три дня тащил на Визаре. Ничего, не заметил даже.
— Так я с тех пор отъелась. Арнис, ну не надо, ты что, с ума сошел? Что люди подумают?
— Ну ладно, не хочешь - как хочешь.
Арнис мог бы и часами слушать Ильгет. Когда она играла на гитаре - здесь она научилась играть получше. Арнис пел вместе с ней, сидя на полу, прижавшись к ее ноге, осторожно, чтобы не задеть инструмент. Стена впереди была прозрачной и обрывалась прямо в звезды, и у края звездной бездны лишь темный силуэт собаки, неподвижной как статуя.
Остывает зола в очаге, и над тихой заставой
Расплетает осенние пряди багряный рассвет.
И клонятся к озябшей земле пожелтевшие травы,
У подножия башен безмолвных смотрящих нам вслед…
Беспокоится конь под седлом, и мерцает тревожным
Алым светом кольчуга, но странно спокойна рука.
И у пояса спит в потемневших от времени ножнах
Серебристое пламя послушного воле клинка…* *Ольга Данилова
Ильгет подумала, что песня в этот раз неудачная. Опять про войну. Да, через неделю опять лететь на Визар. И сейчас этого уже не просто не хочется - тошнит от одной мысли.
— Скоро на Визар опять… - пробормотал Арнис. Она положила руку ему на голову, взъерошила волосы. Арнис зажмурился. Откинул голову назад, чувствуя на лице тонкие теплые пальцы Ильгет. Забыв обо всем, она обводила рукой контуры его лица - чуть выступающие скулы, челюсть, слегка заостренный подбородок, щека, белесая тонкая бровь.
Он поймал ее руку и поцеловал.
Потом сел рядом с ней на диван. Ильгет отложила гитару. Они обнялись.
— Знаешь что, Иль, - прошептал он, оторвавшись от ее губ, - ты ведь боишься меня…
— Да, - она посмотрела его в глаза, - но я не тебя боюсь, солнце мое.
— Я знаю, - тихо ответил он.
Какие у него глаза, подумала Ильгет. Светлые, блестящие. Да, будто свет из них бьет - было бы похоже на сагона, но здесь все наоборот. Если бывает противоположность слепоты - то это она. Взгляд, пронизывающий насквозь. Полный нежности.
Арнис протянул руку, коснулся ее кожи между ключиц, где у самой яремной ямки чернели две зловещие точки.
— Иль, я хочу, чтобы ты не боялась больше.
Тепло от его руки било сквозь кожу, сквозь грудину, растворяясь в крови. Ей было жарко, как под летним полуденным солнцем. Но там дальше, совсем чуть-чуть пониже начинался страх, и тело будто сковано ледяными цепями. И предательская мысль билась в голове - лучше оставить все, как есть. Лучше ничего не менять. До Визара. А там ведь неизвестно, как все выйдет - может, никогда и не придется уже ничего менять… В долговечность счастья, в жизнь рядом с Арнисом все равно не верилось.
— Я боюсь, - прошептала она беспомощно.
— Не бойся, Иль… Вставай. Вставай-вставай, - он снова обнял ее, - не бойся, я сделаю все.
… В этом совсем нет ничего страшного. И пошлого ничего нет, и грязного. Ведь когда первые люди жили в Раю, до грехопадения - они были наги, и совсем не замечали этого. А мы сейчас чисты, как они.
Разве, Иль, я не видел тебя обнаженной? Я знаю твое тело лучше, чем собственное, лучше, чем ты его знаешь. Так уж у нас получилось. Я все помню, каждый твой шрамик помню, каждую рану. А эти точки - они не болят теперь? Совсем нет? Иногда понятно, но вот сейчас ведь совсем не больно? Я все-таки буду осторожен. Да и ты ведь меня видела всяким, верно? Разве мы от этого становимся хуже, оттого, что нет одежды?