Дороги
Шрифт:
Белла что-то говорила ему… она заметила Ильгет и, улыбаясь, помахала ей. Арнис что-то сказал. Белла подошла к Ильгет большими шагами, Арнис, чуть улыбаясь, последовал за ней.
— Здравствуй, Иль, - Белла обняла ее за плечи, слегка прижала, повернулась к остальным, - здравствуйте… Ну что, вот это и есть герой дня?
– малыш моментально перекочевал на широкие надежные руки Беллы, и дальше раздавалось уже непрекращающееся мощное сюсюканье, перемежаемое короткими вопросами родителям и Феллу. Ильгет стояла, опустив глаза в землю. Так получилось, что она и Арнис остались наедине. В толпе людей - но как будто вдвоем. Наверное, потому, что оба они молчали. Ильгет вскинула взгляд, увидела лицо Арниса, вздрогнула, как от удара током. Невольно возник позыв к движению - приласкать, коснуться его щеки рукой, слишком уж бледным было его лицо, болезненным, с резко выделившимися большими серыми глазами. Ильгет сдержала порыв. Сказала просто.
— Ара…
— Ара, - глухо откликнулся он. Просто и спокойно улыбнулся, - ну как ты, Иль?
— Хорошо, - выдавила она. Да что я в самом деле? Почему такая щемящая жалость к нему, ничего с ним не случилось, все ведь теперь хорошо… а лицо нездоровое, так чего ждать, ведь еще не восстановился полностью, несмотря на кондиционирование, а досталось ему в этой акции здорово. Вот и Данг до сих пор не справился с последствиями ранения, а Иволга всего две недели, как из больницы, ковыляет у себя в поместье. Что же здесь удивительного?
— Как муж?
– спросил он так же спокойно, - прилично себя ведет?
— Да, нормально, - Ильгет замолчала. Что ему рассказывать? При мысли о муже тоскливо заныло сердце, все было не так, совсем не так, но не говорить же об этом.
— Ну а как у тебя здоровье?
— Боже мой, Иль, все это такие пустяки… совершенно нормально.
— Ты как-то выглядишь… не очень.
— Этой ночью мало спал, - неохотно сказал он, - так вышло.
Они замолчали. Переливы колокола, зовущие в церковь, прервали затянувшуюся паузу.
Родители вошли первыми, Данг нес ребенка на руках. За ними следовали Ильгет и Фелл. Женщины в белых длинных платьях простого покроя и кружевных альвах, мужчины - в светло-серых накидках, белых скетах. Отец Маркус в полном облачении, несколько министрантов уже ждали у крестильной Чаши. Остальные молча расходились по местам, ожидая начала праздника.
Откуда-то, казалось, из самих стен храма, зазвучала пронизывающая глубокая музыка. Два голоса, мужской баритон и высокое женское сопрано, подхватили мелодию, они пели на эдолийском языке древний гимн, и никто не подпевал им, все замерли, стоя. Ильгет стояла у Чаши, чуть позади Данга и Лири с младенцем, и вслед за музыкой, а позже - за словами священника, за общей молитвой, настроение ее сердца изменялось.
Ильгет видела в глубине храма Арниса, и ничто не шевелилось в ее душе, никакого содрогания, никакой щемящей и сладкой боли. О чем она думала только что, что подсказывало неверное зыбкое сердце? Арнис - просто друг, такой же вот, как Данг и Лири… почему они выбрали Ильгет крестной? Так трудно понять, ведь она гораздо слабее других, хуже, разве ей сравниться с квиринцами? Но раз так надо, подумала Ильгет, раз они попросили, не могу же я отказаться. Я сделаю все возможное, все, что смогу. Они встречались и разговаривали уже все вместе, родители, крестные, отец Маркус, говорили о будущем пути Анри, о том, кто и как будет его готовить к Первому Причастию, о чем нужно особенно помолиться, вообще - о нем, и о Данге с Лири. Я не могу отказаться, подумала Ильгет, и теперь эта нить связывает меня с Дангом и Лири, это как родственная связь, ведь не откажешься от своей матери и своих родственников, так же и тут, этот малыш - мой крестник, и я должна буду о нем молиться, и ему помогать, и так будет всегда. Ильгет с возрастающим радостным волнением наблюдала, как священник поливает маленькую головку святой водой, произнося привычные слова крещения…
После праздника и обычной Евхаристии все собрались в зале Общины, было угощение (Ильгет и сама напекла собственными руками, без коквинера, ярнийского печенья и принесла целый таз), был шумный, веселый гомон. Ильгет держалась поближе к крестнику и его родителям, смеялась, пила и ела, а натянутая струна внутри звенела все так же. Ильгет беззвучно, про себя молилась, чтобы как-то выразить это внутреннее чувство. Она вспоминала собственное крещение на Ярне. Ведь все было не так. Не было никаких друзей рядом, полузнакомые крестные из общины - так с ними близких отношений и не возникло. И храм далеко не такой красивый. И не та музыка. Все иначе. Но ведь точно такое же было ощущение - радости и свободы, подаренной просто так, ни за что, новой жизни.
Ильгет сама не понимала, каким образом слышала слова окружающих, и что-то отвечала, и хохотала над шутками…
Потом она вспомнила, что надо бы не слишком поздно вернуться домой и, распрощавшись со всеми, ушла.
Праздничное настроение улетучивалось по мере того, как она приближалась к дому. Ильгет вела флаер аккуратно - немного разучилась за время акции. Посадила машину (конечно, общественную, на свою пока не было денег) на стоянку, стала спускаться в квартиру…
Все правильно, надо немного перестроиться. Нет ничего хуже, чем когда приходишь воодушевленная, радостная из Церкви, а муж совсем в другом настроении, ты не попадаешь с ним в лад, могут возникнуть конфликты. Праздник кончился, начались суровые будни, подумала Ильгет, внутренне готовясь к встрече с мужем. И вдруг ей вспомнилась радость, пришедшая только сегодня. Ребенок же может быть, вполне, ребенок! Как отнесется к этой мысли Пита?
Дверь безмолвно распахнулась, Ильгет шагнула внутрь, на косые желтоватые прохладные квадраты коридора. В квартире никакого шевеления не замечалось. Она повесила плащ на гардеробную подставку, осторожно заглянула в гостиную. Так и есть, муж в любимой позе, на диване, с демонстратором, читает, а вероятнее всего, смотрит какую-нибудь комедию. Линкосом он уже овладел, хотя с Ильгет предпочитал говорить все еще по-лонгински. Невольная улыбка скользнула на ее лицо, она позвала тихо.
— Пита!
Муж одним пальцем снял демонстратор, приподнялся.
— А, Ильке! Привет.
И снова надел очки.
— Ты ужинал?
— Не-а… пивка вот раздавил, - рядом с ним стояла пустая бутыль, вазочка с орешками.
— Будешь ужинать?
— А ты?
— Ну я немного поем с тобой, - Ильгет еще не хотелось ужинать, она укорила себя за то, что в зале Общины слишком увлеклась угощением. Пошла на кухню. Ильгет уже изучила вкусы мужа, сформировавшиеся на Квирине. Заказала коквинеру сиккарги для себя, а для Питы - креветок под острым соусом, картофельное пюре, салат, к чаю - пирог. Стала медлительно, замирая и задумываясь, накрывать на стол. Пита как-то давно уже сказал, что ему нравится, когда стол накрыт как положено, это создает ощущение повседневного праздника, правда, он никогда не хвалил ее после за это, но Ильгет продолжала считать, что доставляет ему удовольствие. Синие полупрозрачные с золотым узором по краю тарелки и блюдца, высокие бокалы, к ужину подойдет белое вино, для чая в центре стола кружки на блюдцах, и еще две свечи и сверкающие фальшивым золотом столовые приборы, ажурные матерчатые салфетки свернуты кольцами. Ильгет поставила кушанья, приготовленные машиной. Позвала мужа. Она знала по опыту, что от этого момента пройдет - в любом случае - не менее пяти минут (а то и четверть часа), прежде чем Пита появится в столовой. Ильгет пока поставила для Норки миску со свежим мясом и мелкими косточками на собачий столик, собака тут же приступила к еде. Потом Ильгет подошла к столу и начала читать молитву, чтобы не делать этого при Пите. Села… пора бы ему уже и появиться. Наконец муж возник в дверях кухни. Сладко потянулся. Сел напротив Ильгет.
— Ну как церковь?
– поинтересовался он.
— Ничего. Мы ребенка сегодня крестили. Сына Лири, я тебе говорила…
— А… - Пита с аппетитом поедал креветок.
— А ты как тут? Читал?
— Кинушку смотрел.
— А чего не с экрана?
Пита пожал плечами.
— Да сам не знаю.
— А какая кинушка-то?
— "Сексокибер". Ты знаешь, наверное…
— Не-ет, - протянула Ильгет, - комедия?
— Ну да, эротическая, - подтвердил Пита.
— Интересно?
— Да ничего так. Посмотри, тебе не помешает.