Дорогой Джим
Шрифт:
Слышалось тихое бормотание чьих-то голосов. Словно святые, оказавшись в раю, сплетничают, подумала я, перемывая косточки своих знакомых грешников, — и плевать им, что кто-то из нас услышит, чем они там занимаются.
Новехонький радиоприемник «ICOM IC-910H», кокетливо поблескивая зеленым глазом, примостился на захламленном столе возле гладильной доски. Черный, квадратный, новейшей модели, словом, экстра класс. Звук все еще был включен, слышалось негромкое потрескивание и шум помех, сквозь которые с трудом пробивались чьи-то голоса. Что до меня, мне это напомнило какую-то телепередачу, посвященную то ли космическим ракетам, то ли луноходам, в которой стриженные «ежиком» мужчины в наушниках радостно улыбались, когда слышали, как парни, оказавшись наглухо запертыми в консервной банке где-то на краю вселенной,
Прости, что отнимаю у тебя время, рассказывая о невинном увлечении своей сестренки, — она любила болтать с людьми, которых в глаза никогда не видела, — я упомянула о нем просто для того, чтобы показать, как мы с нею похожи: мы обе грезили о далеких берегах, правда, каждая по-своему. Но если мне достаточно было повесить на стену карту или картину, чтобы чувствовать себя совершенно счастливой, то ей для этого требовалось «настроиться на чью-то волну». Первый приемник родители подарили ей, когда Рози исполнилось семь. Она слушала его так часто, что рукоятки, которые она без устали вертела, полетели меньше чем через год. Прошло совсем немного времени, и вот она уже тратила свои карманные деньги исключительно на две вещи: на тушь для ресниц, благодаря которой смахивала на уродского панка, и на всякие прибамбасы для любительской радиосвязи. Электронную почту она презирала, называла ее исключительно «чем-то вроде шариковой ручки для детей, которые слишком ленивы, чтобы разговаривать». В чем-то она, наверное, была права, думала я. Во всяком случае, голос Рози звучал куда более чарующе, чем у любой дикторши.
А этого монстра преподнес ей кто-то из ее обожателей, и, говоря так, я совсем не шучу. У Рози их были десятки. Мужчины слетались к ней, словно мухи на мед — и не только потому, что сама она обращалась с ними, как с полным дерьмом. Это настоящее искусство, знаешь ли. Проделывать подобный фокус слишком часто тоже не стоит — если, конечно, ты не поставила себе задачу поскорее их распугать. Нет, скорее уж мужчин привлекали сплетни, ходившие о Рози по городу, которые, как ни странно, были чистой правдой, от первого до последнего слова. И правда эта состояла в том, что она никогда не спала ни с одним мужчиной. А тот немаловажный факт, что Рози могла переспорить любого, даже если была пьяна в хлам, только прибавлял ей загадочности. И к тому же она была чертовски хороша собой.
Я подергала ее за ногу. В ответ раздался хриплый стон.
— У-у-у! Явилась, чтобы издеваться надо мной, да! Училка чертова… м-мучительница хренова!
— Вставай, соня. Если ты надеешься, что я собираюсь варить мясо и чистить картошку одна, то сильно ошибаешься! Или тебе снится сон.
Из-под одеяла высунулась вторая нога. Потом ноги медленно, словно неохотно сползли вниз, и Рози наконец приняла сидячее положение. Выглядела она в точности как японская фарфоровая кукла — правда, побывавшая в лапах у шайки пьяных визажистов. Глаза припухли и покраснели, на скулах, в тех местах, где размазались румяна, рдели два ярких пятна. Губы ее кривились в хорошо знакомой мне виноватой ухмылке, о которой любой мальчишка, мужчина или старик отсюда и до Скибберина, вздыхая, рассказывал своим приятелям, даже если сама Рози не удостаивала их даже взгляда. Подобная улыбка способна обратить в прах любую империю — хотя я лично сильно сомневалась, что Рошин в состоянии понять, что я имею в виду.
В настоящее же время Рози предпочитала существовать на пособие по безработице — торчала каждый вечер в пабе Мак-Сорли, засиживаясь там до самого закрытия, и готова была пить с каждым ублюдком, кто соглашался, особо не ломаясь, поставить ей пинту. Впрочем, мозгов у Рошин всегда было больше, чем у всех нас, вместе взятых: в прошлом году она без особого труда поступила в Университет Корка и была уже на полпути к получению престижной награды за свою работу в области физики. Как ей это удавалось, уму непостижимо, особенно если учесть, что учеба отнюдь не служила препятствием к ее активной светской жизни.
Но так было лишь до того злополучного дня, когда один ублюдок, имевший несчастье быть ее преподавателем по физике, подстерег ее в университетском туалете… Чтобы оторвать Рози от него, потребовались объединенные усилия троих здоровенных мужчин. Разъяренная Рошин сломала злополучному физику ключицу, еще какую-то косточку на лице, едва не вышибла глаз и вдобавок чуть не оторвала бедняге яйца — и все это, заметьте, меньше чем за минуту, причем оружием ей послужила швабра. Нет, из университета ее, слава богу, не вышибли — но я так и не смогла понять, почему подонок, осмелившийся предложить моей сестре подобную гадость, не понес никакого наказания. Дождавшись окончания всей этой истории, Рози просто сказала им «до свидания», сделала университету ручкой, села в автобус и вернулась домой, к своему радиоприемнику. И вот уже полгода вела такую жизнь, как сейчас.
— Угу… ммм… а где мой завтрак? Надеюсь, ты про него не забыла? — промычало одетое в крохотные полосатые трусики «небесное создание». Я молча протянула Рози два намазанные медом ломтика хлеба — завтрак, который смастерила на скорую руку, а потом, пристроившись тут же на подоконнике, молча смотрела, как она слопала их, болтая ногами, как девочка… Впрочем, она и была девочка, со вздохом подумала я про себя. Пока сестра, наконец соизволив подняться с постели, рылась в ворохе одежды, разыскивая хоть что-нибудь чистое и любого другого цвета, кроме черного, я старалась заставить себя не думать о парне на мотоцикле, хотя мысли о нем преследовали меня весь день. И мне это удалось. Ну… почти удалось. Наконец Рози кое-как втиснулась в самые узенькие джинсы, которые только можно себе вообразить. Выбранный ею туалет завершали красные туфли на высоченных каблуках и длинный жакет из лакированной белой кожи. Благодаря густо подведенным глазам ее можно было принять за любимую родственницу графа Дракулы. Она уже нетерпеливо дергала дверь, а я все еще витала в облаках, мечтая о человеке, которого дала себе честное слово забыть — чем быстрее, тем лучше.
— О-о-о… замечталась! По ком страдаешь, сестренка? Неужто запала на какого-нибудь марсианина? — поинтересовалась Рози, снова ухмыльнувшись. А потом сунула в рот очередную сигарету — тем самым жестом, каким портовый грузчик, промышляющий в свободную минуту рыбной ловлей, забрасывает в воду крючок.
— Нет, — буркнула я, от души надеясь, что не особенно покривила при этом душой.
VII
Чистая случайность, что я обратила внимание на ту статью о необъяснимой и загадочной смерти.
Мы уже собирались уезжать, но, как выяснилось, Рози так давно не пользовалась велосипедом, что на нем спустили шины. Так что пока она переворачивала вверх дном свою комнату в надежде отыскать насос, я пыталась собрать с пола ворох ее курток, которые моя сестрица, являясь домой, имела обыкновение просто швырять на пол. Повернувшись к Рози спиной, я молча вешала на крючки куртки из кожи под леопарда и черные косухи в пятнах от краски, а когда мне удалось разобрать эту груду, под ней на полу обнаружилась пачка газет, скопившаяся тут за четыре последних дня. Ну конечно, закатила я глаза. Моя младшая сестра, упрямая как ослица, наотрез отказывалась читать газеты — а ведь мне стоило немалого труда подписать ее на «Южную звезду», и то лишь благодаря любезности одного из клиентов Финбара. Конечно, я рявкнула на нее, но что толку? Наша маленькая «Мисс Гениальность», не обратив на меня ни малейшего внимания, просто взгромоздилась на свой велик и молча покатила по улице. В этом была вся Рози. Я сложила газету и уже собиралась зашвырнуть ее в замусоренную комнату сестры, а потом запереть дверь.
И тут я увидела это.
Крохотная заметка, не более сотни слов, ничем не отличавшаяся от подобных драматических историй, которые мне доводилось читать уже не раз. Потому что как только тоненький ручеек туристов, прибывавших в наш город, превращался в бурный поток, увеличивалось и количество смертей, особенно в автокатастрофах. Ничего удивительного, верно? Но я обратила на нее внимание не поэтому — просто было в этой заметке нечто такое… неправильное, что ли. Мне пришлось прочесть ее дважды, прежде чем я сообразила, в чем дело. В ней чувствовалась некая тайна, что-то загадочное, что скрывалось между строк. И это сказало мне куда больше, чем сама статья.