Дорогой парадокса
Шрифт:
– Как красиво, – сказала Лори, пройдясь по комнатам.
– Интересно, тут все это было раньше, или Прим отдал распоряжение принести все это с чердаков и из подвалов?
– Он приказал специально все это изготовить, – высказал свое предположение Шон. Потом он зевнул и почесал свою буйную рыжую бороду.
– Божья Матерь! Я готов проспать неделю. После всех этих дней в тяжеловозе… – он опустился на фиолетовый шезлонг и взбил подушку. Он вздохнул, улыбнулся – и отрубился.
Он был прав. Кровати выглядели крайне соблазнительно. Может быть, даже слишком соблазнительно. Но что еще нам оставалось делать? Нам надо было как-то убить время.
– Ладно, детки, – сказал я. – Время баиньки. Я все-таки останусь сторожить. Карл? Как насчет того, чтобы ты стоял вторую вахту?
–
Дело это заразное, поэтому я тоже зевнул.
– Господи, да прекратите вы все зевать. Иначе я тоже вырублюсь.
Через десять минут они все намертво отрубились, и я остался в одиночестве мерять шагами помещения, словно привидение. Я даже всерьез задумался, не было ли подмешано в еду снотворное. Но, с другой стороны, я, наверное, слопал больше, чем каждый из них, и, хотя я чувствовал страшную усталость, я все-таки мог держаться на ногах сколько понадобится. До тех пор, конечно, пока не лягу.
Особо делать было нечего. В одной из комнат висела картина – пейзаж, выполненный пастельными тонами в импрессионистском стиле. Я стоял перед ней несколько минут и разглядывал. Она была выполнена на твердой овальной дощечке и висела на стене без рамки. Картина изображала приятную, полузасушливую планету, справа возле холма теснились кривоватые деревца, с другой стороны шел гребень скалистого кряжа, а посередине вилась лента пересохшего и наполненного галькой речного русла. Полумесяц, страшно изрытый кратерами и намного более крупный, чем все, которые мне доводилось видеть, смотрел на холм с дымчатого, темно-розового неба. Я стал прикидывать, существовала ли такая планета в действительности, а если да, то когда? Было ли на ней какое-нибудь разумное население? Никаких следов его на картине не было видно.
Не знаю, когда до меня дошло, что это не картина. Чем дольше я на нее смотрел, тем реальнее она становилась. Грани и углы становились все отчетливее, я стал замечать мелкие детали. Это была своеобразная фотография. Может быть. А может быть, и еще что-то, чего я не знал.
Эта картина напомнила мне кое-какие места, которые я знал на планете, которая называется Озирис. Я забыл, каким номером она значится в каталоге. Хотя луна для Озириса была великовата. Но на Озирисе небо розовое. Я вспомнил, как в один прекрасный день остановился перекусить на Озирисе. Я скатился на обочину с Космострады и открыл люки, чтобы впустить горячий сухой воздух. Тишина, приятные запахи. Я приехал туда через планету вечного льда, и такая смена климата успокаивающе действовала на нервы. Мне всегда нравилась эта черта Космострады. Внезапные перемены, резкие контрасты. Да, эта планета здорово походила на Озирис. Однако скалы там были немного более бежевыми. Да, вот такими. И деревья были чуть-чуть другие. Они были повыше, а листва на них была рыжеватая – вот такая, точно. Если вспомнить, то луна на Озирисе тоже крупная, но она будет поприлизаннее, не столь изрытая – вот как картошка со шрамами от юношеских угрей – и все. И…
Я подскочил, когда до меня дошло, что же происходит. Это была поверхность Озириса – бежевые скалы, рыжеватые деревья, луна-картошка. Я изменил картину.
Я отошел прочь. Или же эта картина прочла мои мысли и изменилась. Ик! Не нравятся мне такие штучки, которые висят по стенам и читают мои мысли. Они мне совсем не нравятся. Пусть я покажусь вам нецивилизованным ретроградом – не нравятся, и все.
Я шагал по комнатам. Тут было множество вещей, которые можно было рассматривать, на стенах висели еще несколько картин, но я уже несколько перепугался. Я остановился и посмотрел на керамические сосуды, выставленные на одной из полок. Такие сосуды могли быть сделаны на любой планете, включая Землю. В ней было что-то от посуды, которую делают американские индейцы – но я не знаток, так что не возьмусь судить.
Вся моя компания вырубилась в одной из больших комнат. Джорджи и Винни закатились в один пушистый клубок. Карл и Лори – тоже, только пушистыми их не назвать. Сьюзен и Дарла растянулись рядом на огромной круглой кровати, похожей под балдахином на цирк шапито, а длинный, тощий Джон лежал перпендикулярно к ним в ногах кровати. Все трое образовали греческую букву «пи». Роланд свернулся на диване. Юрий и Зоя улеглись на разных кушетках. Эти двое были плохо подобранной парой. Я подумал о том, сколько же лет они составляли такую странную семью. Наверное, для них это все было настоящим адом. Но, в конце концов, их длинное отчаянное путешествие должно было наложить на них свой отпечаток, поэтому они казались более враждебными друг другу. Но, даже принимая во внимание все эти вещи, я зачастую жалел, что подобрал их. Иногда их перепалки и меня доставали.
Я осмотрел их всех, пытаясь обнаружить признаки того, что их сон был неестественным, а вызванным какими-то препаратами, и ничего такого не обнаружил. Потом я понял, как выключить некоторые из ламп. Все лампы были разными, и ни одна из них не работала на электричестве. Я оставил одну слабо светиться – это была лампа на длинном гибком стержне, с абажуром из раскрашенной бумаги – и вышел из комнаты, чуть не упав, когда споткнулся о длинную ногу Лайема, торчавшую из-за края коротковатого дивана.
Делать мне было просто нечего. Вокруг не было никаких книг, никакого чтива вообще. Может быть, оно и было, но не в привычной форме, поэтому я его мог просто и не распознать. Я не подумал о том, чтобы захватить с собой колоду карт.
Каким-то образом я оказался в комнате, которую не видел раньше, и в ней был балкон, откуда открывался вид.
И какой вид!
Это был Микрокосмос на закате, величественно простиравшийся от горизонта до горизонта, километр за километром самых разных пейзажей и цветов. Небо было чернильно-голубое на востоке, оргией оранжевого и красного на западе, потому что там «солнечный» диск стремительно заходил за горизонт. Я смотрел, как быстро тут наступала ночь, гораздо быстрее, чем на любой известной мне планете. Это больше походило на то, как быстро захлопывается дверь. Солнце упало за плоский диск Микрокосмоса – и тут же наступила ночь. Звезды проступили на небе, как маяки, вращаясь в своих хрустальных сферах. Внизу все было темно. Нет. Тут и там сверкали отдельные огоньки. Жители? Автоматическое освещение? Невозможно было определить. Я смотрел, как вращается надо мною небо, и думал.
Потом я снова зевнул. Ох, трудненько же мне придется. Мне надо было непременно лечь и проспать свои восемь часов.
Ночной холод стал проникать мне во все косточки, и я снова ушел в комнату, обратив внимание на то, как слегка, но резко изменилась температура. Комната все еще была теплой. Наверное, в ней существовал какой-то барьер, который не пускал ночную прохладу вовнутрь. Ведь не было никаких дверей, чтобы оградить ее от внешней среды.
Через десять минут я обнаружил, что заблудился, и никак, ни за какие коврижки не мог понять, как это случилось. Я не мог найти наши комнаты. Мне пришлось пробежаться через множество незнакомых и странно обставленных комнат, потом я оказался в той части помещений, где были выставлены еще какие-то машины и скульптуры. Я покричал. Никакого ответа. Я не выходил ни на какие лестницы, стало быть, я должен находиться все еще на том же самом этаже. Я снова обежал все кругом, и чем больше я бегал, тем больше терял ориентацию.
Я нашел одинокую комнатку с одной-единственной кроватью в ней. Кровать была только губчатым матрацем, который был слегка приподнят над полом. Я сел на него и скрестил ноги. Неужели я так отчаянно заблудился в такой короткий срок? Ладно, как раз об этом Прим и предупреждал нас. Что мне делать?
Прим сказал, что свяжется с нами через три часа. Сколько, интересно, прошло времени с тех пор? Он скоро появится. Может быть.
Я начинал немного беспокоиться. Но нечего делать – так уж получилось. Мы все были оставлены на милость Прима, если он хотел бы причинить нам неприятности, он мог бы это сделать в любом случае. Мур и его люди вряд ли могли быть где-то поблизости – хотя это и невозможно было исключить, все равно вероятность этого была чересчур мала. Но они скорее всего сами потерялись бы в этом замке, точно так же, как потерялся я. Если они были здесь. Прим наверняка их где-нибудь разместил, и они скорее всего будут тихо сидеть на своих местах.