Дорогой, все будет по-моему!
Шрифт:
И когда он подъехал к ее дому около часу дня (а Стефани утром позвонила ей, предупредить, что он выехал), она сидела на диване, поджав под себя ноги, и читала воскресную газету. Она приняла эту небрежную позу, когда услышала, как автомобиль сворачивает на подъездную аллею, и теперь делала вид, что это самое обычное воскресное утро. На самом деле ей было очень любопытно – расскажет ли ей Джеймс всю правду. Трудно было представить, что он это сделает, и, честно говоря, она вполне поняла бы его, не справься он с этой задачей. И действительно, что тут скажешь? Прости, я как-то забыл
Мозг приказывал ей изображать полное равнодушие, но сердце плохо его слушалось, оно сильно забилось, когда Джеймс вышел из машины. Она сразу заметила, что у него не было с собой вещей. Он не собирался оставаться. Она заставила себя уткнуться в газету, которую держала в одной руке, а другой гладила по голове Стенли, чтобы успокоиться. Когда Джеймс вошел, вид у него был такой, словно он проплакал всю ночь, как и было на самом деле, по словам Стефани, которая рассказала Кати, что просила его сдерживаться, чтобы не разбудить Финна. Волосы у него стояли дыбом, а взгляд широко открытых глаз можно было назвать безумным. Если бы Кати не знала, что именно он собирается ей сказать, она решила бы, что кто-то умер. Он застыл в дверях, явно ожидая расспросов.
– А ты рано сегодня, – сказала она.
Ничего не подозревавший Стенли соскочил с дивана и завилял хвостом, радуясь приходу хозяина.
– Мне надо с тобой поговорить, – сказал он полным драматизма голосом. – Надо кое-что тебе сказать.
Кати видела, что он ждет от нее помощи, хочет, чтобы она спросила испуганно, что случилось, соответствуя пафосу момента. Но она не собиралась ему помогать. Она просто сказала:
– Хорошо.
Он сел в кресло, стоявшее напротив. Ей показалось, что он сейчас снова заплачет, и она почувствовала раздражение. Ну давай же, скорее, едва не сказала она вслух.
– Дело в том… – начал он и замолчал, должно быть для пущего эффекта, решила она. – Хорошо, я скажу все сразу. Дело в том, что мы со Стефани до сих пор женаты. Я живу с ней в Лондоне, и она все это время ни о чем не догадывалась. О нас с тобой. Я лгал тебе с самого начала – лгал вам обеим, – и мне жаль, мне в самом деле очень жаль.
Ее захватило врасплох то, что он сказал всю правду целиком. Она напомнила себе, что должна сохранять лицо бесстрастным. Джеймс ждал ее ответа. Не дождавшись, он глубоко вздохнул и заговорил снова:
– Я понял, что совершил ужасную ошибку. Не знаю, как сказать тебе это, чтобы не показаться жестоким, но теперь я понимаю, что мне нужна только моя семья. Сейчас они не хотят меня, но я намерен бороться, чтобы вернуть их. Я очень виноват перед тобой, Кати, но должен сделать все, чтобы спасти мой брак. Так что мы видимся последний раз…
Несмотря на то что она знала о предстоящем разговоре с ним, его последние слова неожиданно разозлили ее. Как он рад распрощаться с ней! Она забыла, что он уже не нужен ей и почему именно, просто стало больно оттого, что он смог так легко и окончательно отбросить ее за ненадобностью, назвав их совместное проживание не чем иным, как «ужасной ошибкой».
Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоить участившийся пульс, и заговорила медленно, чтобы голос звучал твердо и спокойно.
– Хорошо, – сказала она. – Я сейчас выведу Стенли на прогулку. Будь добр, собери свои вещи, и я хочу, чтобы к моему возвращению тебя тут уже не было. Сколько тебе дать – час? Да, и не забудь оставить ключ.
Утомленный своими признаниями, Джеймс глядел на нее недоверчиво.
– И это все, что ты мне скажешь?
Кати сумела улыбнуться. Ей удалось-таки смутить его.
– До свидания, – сказала она бодро и, уже выйдя на крыльцо, помахала рукой. – Всего хорошего.
Но стоило ей завернуть за угол, как она позволила себе сбросить маску бесстрастия. Она его ненавидела. Ну да, он впервые в жизни сказал ей правду, что можно поставить ему в заслугу. Но то, что при этом он наплевал на ее чувства, приводило Кати в ярость. Сейчас он думал только о себе и Стефани. Его не заботило, что Кати может быть больно, что он разбил ей жизнь, в конце концов! Из ее груди вырвался громкий стон и эхом пронесся над пустынным полем. Нет, это ему даром не пройдет!
Когда она вернулась домой, утомленная долгой ходьбой по сырой траве, в ее домике не осталось и следа его пребывания. Она мимоходом подумала – интересно, направился он сразу в Лондон или же сначала решил разобраться с делами здесь? Но тряхнула головой, отгоняя мысль. Ее это больше не касалось, ей предстояло подготовиться к празднику.
Он не хотел брать с собой много вещей. Кое-какое оборудование, которое удалось разместить в автомобиле и которое позднее можно будет продать, личные вещи, копии счетов, которые могли понадобиться в будущем. Карточки пациентов он сложил в коробки и, подъехав к дому Саймона, оставил их на крыльце. Он не чувствовал в себе сил разговаривать с кем бы то ни было. Сверху он положил записку: «Я решил отказаться от практики. Здесь все документы. Д.»
Поведение Кати поставило его в тупик и одновременно разочаровало. Джеймс не хотел причинять ей лишних страданий и знал: он должен радоваться тому, что, по-видимому, она приняла разрыв с ним спокойно. Но ему не хотелось верить, что она совсем ничего не почувствовала. Если так, то ради чего она жила с ним весь год? Не то чтобы пострадало его самолюбие, он просто чувствовал себя дураком. Он поставил на карту все ради женщины, которая, услышав, что он уходит от нее, только и смогла равнодушно пожелать ему всего хорошего и повела собаку на прогулку. Ему всегда казалось, что Кати безгранично ему предана. Неужели он так сильно ошибался?
Он последний раз огляделся. Придется вызвать бригаду грузчиков, чтобы они забрали то, что он оставил. Нужные документы с просьбой о разрешении на строительство он уже отослал, и теперь все в руках судьбы. Интересно, если в разрешении будет отказано, ему что, придется приехать сюда и голыми руками разобрать пристройку, прежде чем он сможет продать практику? Но сейчас это не слишком его беспокоило. Сейчас самое важное – поскорее вернуться в Лондон и начать заново собирать свою жизнь по частям.