Дорожный реквием
Шрифт:
Повариха задумалась. Посмотрев в глаза Степанову, она вдруг прикрыла рот ладошкой:
— Ой. Ходила она. Дня три до этого. На танцы! Ее девки потащили! Она не хотела. А они говорят. Мол, там себе нового мужика найдешь! Вот и вроде пошла!
— Так пошла или вроде?!
— Нет, точно пошла!
— А, что за девки? Подружки что ли?
— Ну! Подруги школьные — Люська с Катькой! Они хорошие, хотя тоже без мужей! Я отпустила! А, что — тут такого?! — насторожилась Ирина Петровна.
— Нет, все нормально. Продолжайте. Что еще можете сказать, что там с танцев пришла, что говорила? Может — вспомните,
— Ну, что? Вроде все нормально! Познакомилась она вроде там — с парнем. Семеном звать. Тут живет, местный. Нормальный вроде говорит парень. Не приставал. До дома проводил. Так вроде и все! Ее вроде как срезу познакомили с ним! Ее же знакомая. Эта как ее. Я ее плохо помню. Она у нас вроде, как и не была дома. Мне про нее — Вера рассказывала, по моему только. Нет, не помню! — с досадой сказала Ростовцева.
— Что не можете вспомнить?
— Ну, как эту девчонку звали! Мне Верка про нее все уши прожужжала! Она говорит, такая разбитная. Компанейская! Эх, не помню!
— Постарайтесь, это очень важно!
— Ну, имя у нее такое, еще редкое. Фильм, помню, давно был — сказка. Про косу, что — то! — мучалась в воспоминаниях повариха.
— Жаль Ирина Петровна. Жаль.
— Ай, вспомнила! Варвара! Варя! Точно! Варвара! Я еще говорю как в фильме — Варвара краса, длинная коса! А мне Верка говорит, у нее действительно красивое лицо! Вот Варвара!
Алексей, кивнул головой и, затушив сигарету в грязной тарелке, стоящей на подоконнике — тихо двинулся к выходу:
— Спасибо! — сказал он на ходу.
— А, что нового известно то? Когда этого гада то, поймают? Что спрашивали то? — с печалью в голосе бросила ему в след Ростовцева.
Но Алексей ничего не ответил. Стальная пружина входной двери — громко щелкнула, когда он вышел на улицу.
Степанов поймал себя на мысли, что волнуется как на первых экзаменах. Правда, это было волнение — перемешанное с каким то чувством — непонятной вины. Алексей раньше такого не испытывал. Он волновался — словно сам был в ответе за все происходящее. Словно это он был виновен в том, что его одноклассник стал коварным и жестоким насильником и убийцей. Алексей — раз, за разом, вспоминал свои школьные годы. Он пытался вытянуть из глубины памяти все, что связано с Жуком. Все мельчайшие подробности. Но как не странно — ничего существенного, кроме пару случаев общения с Жуком — вспомнить не мог. Андрей Жук — словно стерся, в его воспоминаниях. Степанов пытался вспомнить первую любовь Жука, пытался вспомнить — как к нему относились девчонки в классе, но ничего такого, что бы могло быть — интересным, для расследования. Но все попытки вернуться в прошлое были тщетны.
Сливнина напротив была спокойна. Когда в кабинете Сазонова, на Ирину оперативники надевали скрытые микрофоны прослушки — она, улыбалась и, специально — поддернув груди — томно потянулась:
— А может прямо в бюстгальтер зарядить — если хотите, я сниму!
Молодой опер смущенно покраснел и, протянув ей проводок от микрофона — растерянно посмотрел на Степанова. Тот, затушил в пепельнице сигарету и грустно ответил:
— Ты Ира не хорахорся! Не хорахорся! Хоть на танцы идешь, но это не увеселительная прогулка! Это тебе не просто — мужикам голову вскружить!
— Да понимаю я все! Понимаю! Что вы все — так волнуетесь! Мы же не на захват идем! Если бы не на захват, то я — может и, подумала еще! А так! Ну, поговорю — пару раз с Жуком этим твоим, может, сдастся — станцую. Построю глазки! Тебе тоже! Ха! Ха!
— Нет! Слушайте я уже против того, что бы капитан Сливнина учавствовала в этой операции! Она — слишком легкомысленно относится к заданию! — подала голос Волчек, до этого молча сидевшая в углу.
Помощник прокурора встала со стула и вызывающе посмотрела на Степанова. Алексей отвел глаза. Как ему показалось в ее взгляде — мелькнул огонек ревности.
— Светлана Егоровна — позвольте с вами не согласиться! Пока у нас другого выбора нет! Пока ничего более решительного и деятельного мы предложить в качестве операции не можем! Так, что капитан Сливнина, не смотря — на ее веселое и, игривое настроение, будет участвовать в операции. Пока я тут решаю, что и как делать при оперативной работе!
— А вы — сами, может, хотите, быть — на моем месте? Так, пожалуйста — я не гордая! Идите! Вот — снимайте кофточку и напяливайте — на себя, эту паутину! — вызывающе поддержала Степанова Сливнина, кивнув — на микрофоны прослушки на своей блузке.
Лицо Светланы вспыхнуло от возмущения — словно огонек в печке. Но помощник прокурора промолчала. Она, тяжело вздохнув — села на место. Разин попытался разрядить накалившуюся в кабинете обстановку:
— Алексей Иванович. Вы не волнуйтесь! И вы Светлана Егоровна — тоже не волнуйтесь! На подстраховке у капитана Сливниной будет работать три группы по два человека. Одна внутри и две снаружи. В холле и на периметре дворца культуры. Так, что любой риск — в принципе исключен!
— Да я и не думаю, что сегодня вообще — что — то будет! Я больше волнуюсь, что бы вообще Жук клюнул! Что бы он, если конечно этот насильник он, попал в наши сети! Вот за что я переживаю! — ответил ему Степанов.
— А с таким отношением капитана — он вряд ли клюнет! — язвительно заметила Волчек.
Степанов посмотрел на нее сурово и спросил:
— А вы — можете, что — то предложить другое?
— Нет но…
— Вот и я нет! А руководство требует результатов! Да и народ в поселке устал от этого! Жить в страхе — за своих, близких! Так, что другого выбора у нас нет Светлана Егоровна! Кстати, вы не кому не говорили об операции?! — с подозрением посмотрел на помощника прокурора Степанов.
Женщина, засмущавшись — опустила глаза и обиженно буркнула:
— Нет, конечно — за кого вы меня принимаете?!
— Я вас принимаю за женщину! В первую очередь! И не надо на это обижаться! Информацию не должен знать никто! Даже ваш жених! Он кстати как я понял — директор клуба?!
— Да, но я ему ничего не говорила!!! — вскрикнула Светлана.
По ее эмоциональному ответу Степанов понял, что помощник прокурора говорит правду.
— Ладно, извините! Но личные отношения иногда мешают работе! Поэтому надо оговаривать все! — сказал он сурово.