Досадийский эксперимент. Без ограничений. Рассказы
Шрифт:
Смены скорости показались Маккаю бесцельными. А головокружительный склон утеса с его стороны наполнил его благоговейным ужасом. Их узкий уступ обнимал утес, следуя всем его изгибам — то в тень, то на свет. Вокруг него ревела и стонала машина. Запах масла заставлял содрогаться его желудок. А далекий город казался немногим ближе, чем с вершины утеса, разве что стал выше и более загадочным в своей дымной мгле.
— Пока не доберемся до первой террасы, реальных неприятностей не ожидается, — сказал Бахранк.
Маккай взглянул на него. Первая терраса? Да, должно быть, это первая возвышенность снаружи городских стен. Ущелье, где поднялся Чу, спускалось на уровень реки широкими ступенями, каждая была пронумерована. Чу был привязан к изолированным холмам и равнинам в том месте, где река замедляла ход и распадалась на множество рукавов. А холмы, сопротивлявшиеся реке, состояли почти из сплошной железной руды так же, как и многие боковые террасы.
— Рад оттуда выбраться, — сказал Бахранк.
Их узкий уступ повернул направо, уходя от утеса на широкий склон, спускавшийся в серо-зеленые джунгли. Растительность сомкнулась вокруг них внезапными зелеными тенями. Маккай, смотревший в сторону, узнал волосатые вайи и широкие листья фикуса, гигантские шипы колючего красного цвета, никогда не виденные им раньше. Их след, как и почва в джунглях, являл собой серую грязь. Маккай глазел по сторонам; растительность на вид была почти равной смесью земной и тандалурской, ее разнообразило множество странных растений.
Он замигал от солнечного света, когда они выехали из-под нависающих сверху растений на заросшую высокой травой равнину, вытоптанную, взорванную и сожженную недавними жестокими событиями. Маккай увидел груду разбитых машин неподалеку слева, покореженные осколки металла и там и сям, секции гусениц и колес, нацеленные в небо. Некоторые из обломков выглядели похожими на машину, в которой он сейчас ехал.
Бахранк обогнул взрывную воронку под углом, давшим Маккаю возможность заглянуть в ее глубину. Там лежали разорванные тела. Бахранк никак не прокомментировал это, казалось, он едва ли заметил.
Внезапно Маккай увидел признаки движения в джунглях, бесшумное присутствие и людей, и Говачинов. Некоторые несли нечто, что выглядело как небольшое оружие — поблескивающая металлическая труба, патронташи выпуклых белых предметов вокруг их шей. Маккай не пытался запомнить все Досадийское вооружение; оно, в конце концов, было примитивным, но теперь он напомнил себе, что именно то примитивное оружие сотворило эти сцены разрушения.
Их след снова погрузился в нависшую сверху растительность, оставив позади поле битвы. Вокруг грохочущей, раскачивающейся машины сомкнулись глубокие зеленые тени. В памяти Маккая, бросаемого из стороны в сторону в его ограничителях, остался запах: глубокий мускусный запах крови и начинающегося гниения. Их тенистая авеню делала резкий поворот вправо, вырываясь на еще одну террасу, прорезанную рубящим ударом, куда Бахранк вывел их, повернув на еще один уступ, обнимающий утес.
Маккай всматривался в щели через Бахранка. Город теперь был ближе. Взгляд его метался во время их спуска враскачку вверх и вниз по башням Чу, вздымавшимся, словно серебряные органные трубы из холмов Совета. Дальний утес представлял собой серию затуманенных ступеней, тающих в серо-лиловом. Вокруг рифленых башен лежали в дыму и копоти Уоррены Чу. И он мог бы различить часть окружающей город внешней стены. Верх стены усеивали приземистые форты, предназначенные для продольного огня. Город внутри стены казался таким высоким. Маккай не ожидал, что он будет выглядеть таким, но это говорило о перенаселении так, что нельзя было понять неправильно. Их уступ привел их на еще одно поле битвы, усыпанное кусками металла и плоти, в страшной вони неизбежных испарений. Бахранк вертел свою машину налево, направо, увертываясь от груд рваного снаряжения, сторонясь воронок, где холмы плоти лежали под покрывалом насекомых. Папоротники и прочая невысокая поросль начинала пробиваться после чудовищного вытаптывания. Серые и желтые летающие создания резвились в верхушках папоротника, не обращая внимания на всю эту смерть. Помощники Аритча предупредили Маккая, что жизнь Досади существует среди избытка жестокости, но действительность вызвала у него тошноту. Среди распростертых тел он узнал и человеческие, и Говачинские формы. Особенное неприятие у него вызвала гладкая зеленая кожа молодой самки Говачина, с проступающими вдоль ее рук оранжевыми отметинами способности к деторождению. Маккай резко отвернулся, обнаружив, что Бахранк изучает его с темно-желтой насмешкой в сияющих Говачинских глазах. Он проговорил, ведя машину:
— Разумеется, осведомители есть везде, и после этого… — Его голова кивнула налево и направо, — …тебе придется двигаться с большей осторожностью, чем ты мог предполагать.
Ломкий звук взрыва подчеркнул его слова. Что-то ударило в броню машины со стороны Маккая. Они снова были мишенью. И снова. Звякание металла о металл становилось обильным, ударяя повсюду вокруг них, даже по стеклу на смотровой щели.
Маккай подавил свое потрясение. То тонкое стекло не разбилось. Он знал про существование толстых щитов из закаленного стекла, но это добавило новое измерение к тому, что ему говорили про Досади. Несомненно, весьма изобретательно!
Бахранк вел машину с видимым безразличием.
Откуда-то прямо перед ними последовала более энергичная атака, в джунглях за равниной мелькали оранжевые вспышки.
— Они испытывают, — сказал Бахранк. Он указал на одну из щелей. — Видишь? Они даже не оставили метки на этом новом стекле.
Маккай ответил из глубин своей горечи.
— Временами недоумеваешь, что же все это доказывает, если не считать того, что наш мир держится на недоверии.
— А кто доверяет?
Слова Бахранка звучали, как допрос.
Маккай сказал:
— Надеюсь, наши друзья знают, когда прекратить испытания.
— Им сказали, что мы ре могли бы взять больше восьмидесяти миллиметров.
— Разве они не согласились пропустить нас?
— Даже если и так, предполагается, что они попытаются сделать несколько выстрелов, хотя бы просто для того, чтобы сохранить благосклонность ко мне моих начальников.
Бахранк еще раз провел их через серию виртуозных смен скорости и поворотов без видимых причин. Маккай навалился на свои ограничители, почувствовав боль от ушиба, когда его локоть врезался в стенку кабины. Взрыв прямо позади подкинул их вверх на левой гусенице. Когда они подпрыгнули, Бахранк крутанул их влево, избежав еще одного разрыва, попавшего бы прямехонько в них, останься они на прежнем месте. От взрывов у Маккая звенело в ушах; он почувствовал, как машина рывком остановилась и дала обратный ход, когда новые взрывы раздались впереди. Бахранк крутанул машину вправо, потом влево и снова на полной скорости понесся прямо в нетронутую стену джунглей. Окруженные разрывами, они проломились сквозь зелень и повернули направо вдоль еще одного затененного следа в грязи. Маккай утратил всякое чувство направления, но нападение прекратилось.
Бахранк сбавил скорость и глубоко, от всего сердца, вздохнул.
— Я знал, что они попытаются это сделать.
В голосе его прозвучали одновременно и облегчение, и веселье.
Маккай, потрясенный прикосновением смерти, не смог издать ни звука. Их тенистый путь змеился через джунгли, выводя на открытое пространство, и это дало возможность Маккаю прийти в себя. К этому времени он не знал, что и сказать. Он не мог понять веселости Бахранка, отсутствия продолжительного интереса к столь жестокой угрозе.
Немного погодя они выбрались на нетронутую наклонную равнину, ровную и зеленую, словно лужайка в парке. Она полого сбегала вниз к тонкой завесе растительности, через которую Маккаю был виден серебристо-зеленый узор реки. Однако, что привлекло и задержало внимание Маккая, так это выщербленные, без окон, стены крепости, вздымавшейся над равниной на середине расстояния. Она возвышалась над скрывающей реку растительностью. К ним протянулись снабженные подпорками вышки, замыкая черный металлический барьер.