Досадийский эксперимент. Без ограничений. Рассказы
Шрифт:
— Это наши ворота, — сказал Бахранк.
Он повернул машину налево, став по центру между вышками.
— Девятые ворота, теперь через трубу, и мы дома, — сказал Бахранк.
Маккай кивнул. Стены, трубы и ворота: это были ключи к обороне Чу. У них на Досади были «барьерные и крепостные взгляды». Эта труба, видать, проходит под рекой. Он попытался определить ее положение на карте, которую люди Аритча внедрили в его мозг. Ему полагалось знать географию этого места, его геологию, религии, социальные структуры, сокровенное расположение систем защиты стран каждого острова, но он обнаружил, что ему трудно определить свое местоположение на этой мысленной карте. Он наклонился вперед у щели, всматриваясь вверх, когда машина начала
— Да, девятые ворота.
Бахранк был слишком занят управлением, чтобы ответить.
Маккай бросил взгляд на крепость и едва не задохнулся.
Грохочущая машина неслась вниз по склону в пугающем темпе, нацелившись прямиком в черный металлический барьер. В последнее мгновение, когда они, казалось, должны были врезаться в него, барьер подскочил вверх. Они влетели в тускло освещенную трубу. Ворота с грохотом закрылись за ними. Под гусеницами машины громко скрежетал металл.
Бахранк сбавил скорость и передвинул рычаг рядом с собой. Машина поднялась на колеса, и шум резко уменьшился, отчего Маккаю показалось, что он оглох. Ощущение это усилилось, когда он сообразил, что Бахранк уже несколько раз ему что-то сказал:
— Джедрик говорит, ты прибыл из-за дальних гор. Это правда?
— Джедрик это говорит. — Он постарался, чтобы это прозвучало неправильно, но получилось почти вопросительно.
Впрочем, Бахранк сосредоточился на своих мыслях, ведя машину по прямой по скрежещущему полу тусклой трубы.
— Ходят слухи, что вы, ободники, заложили там тайное поселение, что вы пытаетесь построить свой собственный город.
— Интересные слухи.
— Думаешь, не так?
Единственная линия светильников над головой в трубе оставляла внутренность кабины более темной, чем снаружи, освещенной лишь слабыми отражениями от инструментов и циферблатов. Но у Маккая было странное ощущение, что Бахранк отчетливо его видит и изучает каждое выражение его лица. Несмотря на невозможность этого, мысль эта не исчезала. Что стоит за испытующими вопросами Бахранка?
ПОЧЕМУ У МЕНЯ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ОН ВИДИТ МЕНЯ НАСКВОЗЬ?
Эти тревожные догадки закончились, когда они вырвались из трубы на улицы Уоррена. Бахранк развернул машину направо вдоль узкого проезда в глубокой серой тени.
Хотя Маккай видел много изображений этих улиц, действительность усугубила его дурные предчувствия. Такие грязные… угнетающие… так много людей. Они были повсюду!
Бахранк теперь медленно вел машину на бесшумных колесах, подняв гусеницы над мостовой. Большая машина осторожно прокладывала себе путь по узким улочкам, мощенным некоторые камнем, а некоторые — блестящими черными плитами. Все улицы были затенены нависающими верхними ярусами, чью высоту Маккай не мог оценить через щели. Он видел запертые и охраняемые магазины. Случайные лестницы, тоже охраняемые, вели вверх или вниз в отталкивающую темноту. Эти улицы заполняли только люди, и ни у одного из них не было на лице выражения случайного прохожего. Сжатые челюсти непреклонных ртов. Глаза тяжелым, вопрошающим взглядом всматриваются в проезжающую мимо машину. И женщины, и мужчины были одеты в универсальную, темную, цельную одежду из Трудового Резерва.
Заметив интерес Маккая, Бахранк заговорил:
— Это Человеческий анклав, а у тебя водитель — Говачин.
— Они могут видеть нас внутри?
— Они знают. И грядут неприятности.
— Неприятности?
— Говачины против Человека.
Это ужаснуло Маккая, и он задумался, что если это источник тех предвестников беды, которые не объяснят Аритч и его помощники: разрушение Досади изнутри. Но Бахранк продолжал:
— Существует все растущее разделение между Людьми и Говачином, хуже чем когда-либо. Может быть, ты последний Человек, едущий со мной.
Аритч и компания подготовили Маккая к жестокости, голоду и недоверию на Досади, но они ничего не сказали о противостоянии видов друг другу… лишь то, что некто, чье имя они отказались назвать, может разрушить это место изнутри. Что пытался сказать ему Бахранк? Маккай не осмелился подвергать испытанию свое невежество, и эта несостоятельность пугала его.
Бахранк тем временем осторожно вывел машину из узкого проезда на улицу пошире, заполоненную тележками с грудой зелени на каждой. При приближении бронированной машины тележки медленно сдвигались в сторону, и в глазах людей, отодвигавшихся вместе с тележками, была откровенная ненависть. Обилие людей изумило Маккая: на каждую тележку (а он сбился со счета, не проехав и квартала) приходилось по меньшей мере сотня людей, толпящихся вокруг, вздымающих ввысь руки, кричащих на людей, стоявших кольцом, плечо к плечу, вокруг каждой тележки, прижавшись спинами к груде содержимого и, очевидно, охраняющих это содержимое.
Маккай, уставившись на тележки, сообразил, потрясенный узнаванием, что смотрит на тележки, заваленные отбросами. Толпы людей покупали отбросы.
Бахранк снова сыграл роль туристического гида.
— Это так называемая Улица Голода. Это самые отборные отбросы, лучшие.
Маккай припомнил, как один из помощнике Аритча говорил, что здесь есть рестораны, специализирующиеся на отбросах из отдельных зон города, что никакая пища, не содержащая яда, не пропадает.
Проплывающая мимо сцена приковала внимание Маккая: суровые лица, крадущиеся движения, ненависть и едва сдерживаемая жестокость, все это вовлекалось в нормальной коммерческой операции на основе отбросов. А количество этих людей! Они были повсюду вокруг: в дверных проемах, охраняющие и толкающие тележки, отпрыгивающие с дороги Бахранка. Нос Маккая атаковали новые запахи, острое зловоние, вонь, подобной которой он до сих пор не испытывал. Еще одно удивило его: внешнее впечатление старины в этом Уоррене. Маккай задумался, воспринимает ли эту древность все население города, согнанное снаружи угрозами. По стандартам Консента, население Чу живет здесь лишь в течение немногих поколений, но город выглядит старше, чем любой, виденный им прежде.
Машина внезапно покачнулась, когда Бахранк повернул на узкую улицу и остановил ее. Маккай, выглянув в щель справа от себя, увидел арочный вход в запачканное сажей здание и лестницу, ведущую вниз во мрак.
— Там, внизу, ты встретишься с Джедрик, — сказал Бахранк. — Вниз по этой лестнице, вторая дверь налево. Это ресторан.
— Как я ее узнаю?
— Разве тебе не рассказали?
— Я… — Маккай оборвал себя. Он видел изображения Джедрик во время инструктажа на Тандалуре и теперь сообразил, что пытается оттянуть момент расставания с бронированным коконом Бахранка.
Казалось, Бахранк это почувствовал.
— Не бойся, Маккай. Джедрик тебя узнает. И, Маккай…
Маккай повернулся и взглянул в лицо Говачина.
— Иди прямо в ресторан, займи место и жди Джедрик. Без ее покровительства ты здесь долго не выживешь. У тебя темная кожа, а некоторые люди скорее предпочтут в этом районе зеленую, чем темную. Здесь помнят Ворота Пэйлаша. Пятнадцати лет недостаточно, чтобы изгладить это из их памяти.
В инструктаж Маккая не было включено ничего насчет Ворот Пэйлаша, и теперь он не осмелился спросить.
Бахранк сдвинул переключатель, открывший Маккаю дверь. Уличная вонь немедленно усилилась до почти невыносимой степени. Бахранк, видя, что он колеблется, резко сказал:
— Быстро выходи!
В состоянии какого-то обонятельного изумления Маккай спустился и обнаружил, что стоит на одной из сторон улицы, являя собой объект повсеместных подозрительных взглядов. Зрелище Бахранка, ведущего машину прочь, обрезало последнюю связь с Консентом и всеми хорошо знакомыми вещами, что могли бы защитить его. Никогда за свою долгую жизнь Маккай не чувствовал себя так одиноко.