Досадийский эксперимент
Шрифт:
Аритч продолжал:
– Ужасающие психологические трения возникают, когда дивергентные виды сталкиваются друг с другом и вынуждены адаптироваться к новым обстоятельствам. Мы ищем новое знание в этой области поведения.
Маккай кивнул.
Один из наставников Филума Сухих Голов выразился так: «Как бы это ни было болезненно, все живое должно адаптироваться или умереть».
Трудно было усвоить, каким образом Говачины применяли свои взгляды к себе самим. Закон изменялся, но он модифицировался на основе, которой не было позволено ни малейшей перемены. «Иначе, как бы мы знали, где мы находимся и где мы были?» Однако столкновения с другими видами изменили основу. Жизнь адаптировалась… по своей воле или под нажимом обстоятельств.
Маккай осторожно заговорил.
– Психологические эксперименты с людьми, которые не дали своего осведомленного согласия, являются незаконными… даже среди Говачинов.
Аритч не принял этого аргумента.
– Консент, во всех своих частях, сохранил долгую историю научных исследований бихевиоральных и медицинских вопросов, в которых люди являлись заключительной опытной средой.
Маккай дополнил:
– И первый вопрос, возникающий, когда вы предлагаете такой эксперимент, звучит: «Насколько велик риск для его участников?».
– Но, дорогой мой Легум, осведомленное согласие подразумевает, что экспериментатор знает возможные последствия и может описать их тестируемым субъектам. Я спрашиваю тебя: как это может быть, если эксперимент заходит за границы уже известного? Как можно описать последствия, которые нельзя предвидеть?
– Вы предоставляете на рассмотрение ваше предложение нескольким экспертам в данной области, – сказал Маккай. – Они взвешивают предлагаемый эксперимент относительно ценности, которую будет иметь новое знание.
– Да. Мы отдаем наше предложение в руки коллег – исследователей, в руки людей, у которых смысл жизни, сама личность пронизана верой, что они могут улучшить большинство чувствующих существ. Скажи мне, Легум: много ли предложений об экспериментах отвергли комиссии, составленные из таких людей?
Маккай заметил, к чему склоняется их спор. Он ответил, тщательно взвесив свои слова.
– Они отклоняют очень немногие предложения, это правда. Тем не менее, вы не представили свой досадийский протокол для внешнего рассмотрения. Что же заставило вас сохранять его в секрете от своих собственных людей и от чужаков?
– Мы боялись за судьбу нашего предложения, если оно подвергнется резкой критике других сенсов.
– А говачинская общественность одобрила ваш проект?
– Нет. Но мы знали, что одобрение общественности не дает гарантии против опасности эксперимента.
– Оказался ли досадийский эксперимент опасным?
Аритч молчал, и, наконец, сделав несколько глубоких вдохов, ответил:
– Он оказался опасным.
– Для кого?
– Для всех.
Это был неожиданный ответ, и он добавлял новое измерение к поведению Аритча. Маккай решил удостовериться в этом и проверить это открытие.
– Значит, досадийский проект был одобрен меньшинством Говачинов, меньшинством, которое согласно было с опасным соотношением риска и полезности.
– Маккай, ты обладаешь манерой излагать факты, предполагающей определенную степень вины.
– Однако большинство Консента может согласиться с моим изложением фактов?
– Если они узнают об этом.
– Я понимаю. Допустим пойдя на определенный риск, какую же будущую пользу вы надеялись получить?
Аритч издал грудной звук.
– Легум, уверяю тебя, что мы работали только с добровольцами, и набирали их только среди людей и Говачинов.
– Ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.
– Я просто откладываю ответ на него.
– Тогда скажи мне, объяснили ли вы своим добровольцам, что у них есть выбор, что они могут сказать «нет»? Объяснили ли вы им, что они могут подвергнуться опасности?
– Мы старались не отпугнуть их… нет.
– Кто-нибудь из вас позаботился о свободе воли ваших «добровольцев»?
– Суди нас с осторожностью, Маккай. Между наукой и свободой существует базовое несогласие – независимо от того, как наука выглядит в глазах практиков и как свобода ощущается теми, кто в нее верит.
Маккаю вспомнился циничный говачинский афоризм «Верить в то, что ты свободен, важнее, чем быть свободным». Он сказал:
– Вы заманили добровольцев в свой проект.
– Некоторые могут рассматривать ситуацию с этой точки зрения.
Маккай обдумал эту мысль. Он все еще не знал точно, что Говачины сделали на Досади, но у него возникли подозрения, что это было нечто отвратительное. И он не смог скрыть этого в своем голосе.
– Мы возвращаемся к вопросу о выгоде эксперимента.
– Легум, мы давно восхищаемся твоим биологическим видом. Вы дали нам одну из самых верных истин: «Ни одному из видов живых существ нельзя доверять далее границ его собственных интересов».
– Это теперь недостаточное оправдание для…
– Мы вывели из вашей истины другое правило: «Разумно строить свои действия таким образом, чтобы интересы других видов совпадали с интересами твоего вида».
Маккай пристально посмотрел на Высшего Магистра. Может быть, старый искушенный Говачин хочет заключить сговор между людьми и Говачинами, чтобы замять то, что было сделано на Досади? Посмеет ли он разыграть такой гамбит? Насколько плохо обстоят дела на Досади?
Чтобы проверить свою мысль, Маккай задал вопрос:
– Какие выгоды от этого вы надеялись получить? Я настаиваю на своем вопросе.
Аритч тяжело осел. Его собакокресло приспособилось к его новому положению.
Высший Магистр долго смотрел на Маккая взглядом из-под тяжелых век, затем сказал:
– Ты играешь эту игру лучше, чем мы ожидали.
– С тобой, представителем Закона и Правительства, все является игрой. Я действую на другой арене.
– Твое Бюро.
– И меня обучили быть Легумом.
– Являешься ли ты моим Легумом?