Досье генерала Готтберга
Шрифт:
Перед въездом в город автобус остановили на КП для проверки документов. Сердце Лизы сжалось, когда она протягивала выписанные Антоновым бумаги молоденькому немецкому лейтенанту. Однако внешне старалась вести себя спокойно, даже кокетничала. Был ли Антонов на самом деле асом подделок, как про него говорила Белозерцева, или подействовало женское обаяние Лизы, но первая проверка прошла без осложнений. Она въехала в Минск на полном законном основании. Выйдя на кольце, сразу направилась на почту — существовала договоренность, что там она встретится с человеком, который должен позаботиться об ее устройстве в
Этим человеком была младшая сестра погибшей Веры Тоболевич, Инга, тоже офицер госбезопасности, законспирированная в тылу противника. Инга выступала под именем Лиды Майер, фольксдойч, и работала секретарем-переводчицей на торфяном заводе. Когда Лиза вошла на почту, она сразу узнала Ингу — Белозерцева заранее показала ей фотографию женщины, с которой предстояло встретиться, чтобы Лиза не озиралась по сторонам, привлекая к себе ненужное внимание.
Лида Майер сидела за столиком, в самом центре зала, и писала что-то на почтовой открытке. На голове у нее была маленькая шляпка-таблетка из серого фетра с черной вуалью — именно по ней Лиза должна была узнать Ингу. Прекрасно помня, что от нее требуется, Лиза подошла к стойке, взяла бланк телеграммы и села напротив Инги, та даже не подняла глаз.
— Простите, вы не знаете, — произнесла Лиза пароль, — здесь продаются музыкальные бланки?
— Нет, — ответила та с обескураживающе очаровательной улыбкой. Дописав последнюю фразу, вскинула лицо. Из-под густой в мушках вуали на Лизу взглянули серьезные серые глаза. — Здесь бывают только с запахом лаванды или ландыша. Привозят из Берлина. А музыкальные — в центре, на Главпочтампте.
— Благодарю вас, — Лиза улыбнулась, но не так естественно, как Инга, ей оставалось только поражаться самообладанию старшего лейтенанта НКВД, сама она все-таки волновалась. Но Инга делала то, что делала,"вероятно, не один, и даже не десять раз, потому чувствовала себя вполне спокойно. Лиза склонилась над бланком.
Промокнув текст на открытке, Инга помахала ею, как бы подсушивая.
— Я сейчас выйду, — шепнула она Лизе, — а вы не раньше, чем через пять-семь минут. Я буду ждать вас в доме за углом, — она назвала адрес. — Калитка открыта. Постучите и входите, как будто ищете квартиру. Ясно?
— Да, — Лиза кивнула.
Инга встала и подошла с открыткой к стойке. Расплатившись, вышла. Лиза быстро набросала телеграмму в Борисов, как бы подруге: «Добралась нормально. Надеюсь снять недорогое жилье и найти работу. Целую. Еще напишу. Лиза».
В тот же день эту телеграмму с почты в Борисове помощники партизан доставили в лагерь к Савельеву. Белозерцева прочтет: «Я в Минске. Проверка прошла без осложнений. Встретилась с И. Действую по плану «К». План «К», который они разработали совместно, предполагал вживание Лизы в столице оккупированной Белоруссии, встречу с Зибертом и поиски под его руководством подходов к нацисткой верхушке.
Не торопясь, чтоб не слоняться без дела, Лиза отправила телеграмму, сославшись на плохое зрение, долго перебирала деньги в кошельке, чтобы расплатиться, извинялась перед аккуратно одетым гражданином в сером пальто и шляпе, стоявшим за ней в очереди, прикидывая, не шпик ли. Но человек оказался главным инженером строящегося неподалеку завода. Во всяком случае так к нему обращалась служащая на почте, видимо, он частенько заходил сюда. Про себя Лиза отметила, что об этом заводе следует узнать поподробнее. Попозже. И хотя, оценив внешность Лизы, инженер был не прочь и познакомиться с ней ближе, Лиза ответила сдержанной улыбкой. Еще увяжется провожать. Бросив взгляд на часы, она с удовлетворением отметила, что прошло как раз шесть с половиной минут, как Лида Майер покинула почту. Пора.
Лиза вышла на улицу. Как и утром, снова заморосил дождь. Название улицы, указанной ей Ингой, Лиза увидела издалека. Оно было крупно написано по-немецки и по-белорусски на табличке, украшающей фасад крайнею дома. Стрелочка указывала, что улица поворачивает, и продолжение ее — за перекрестком. Лиза быстро пошла в указанном направлении. Свернула за угол, остановилась, дожидаясь, пока проедут три немецкие машины с солдатами. Оглянувшись, поняла, что не зря торопилась. Инженер выскочил из здания почты, и оглядываясь по сторонам, видимо, желая познакомиться, искал ее.
«Какой настойчивый! Не дай бог, еще увидит, — подумала Лиза и вдруг ее обожгло: — а может все-таки, шпик? Постоянный агент гестапо, действующий в этом районе?» — В волнении она сошла с тротуара на проезжую часть — и чуть не сломала каблук, попавший в рытвину. Последняя машина с солдатами медленно проползла мимо. Один из немцев погрозил ей пальцем, мол, поосторожнее, фрейлян. Она натянуто улыбнулась и, как только машина удалилась, почти бегом пересекла улицу, опасаясь, что инженер заметит ее.
Дом, в котором Инга Тоболевич назначила Лизе встречу, стоял третьим после перекрестка. Взяв себя в руки, Лиза подошла к нему ровным шагом, стараясь смирить дыхание. Дом был старый, одноэтажный, крыша латана-перелатана. Лиза постучала, вошла — как и обещала Инга, калитка оказалась открытой. По выложенной мелкими камушками тропинке Лиза прошла к дому. На крыльце появилась пожилая женщина в цветастой юбке до пят и полосатом салопе. Голову ее покрывал вдовий платок. Лицо морщинистое, худое, губы синие, почти черные.
— Не сдаете ли комнату, матушка? — спросила у нее Лиза громко. Вдруг глуховата?
— Комнату? — женщина внимательно посмотрела на пришелицу выцветшими желтоватыми глазами — цепкий взгляд, проницательный. Слышала она, похоже, хорошо да и соображала неплохо. Лизу ей, по всей видимости, описали, поскольку она нисколько не удивилась, что хорошо одетая, молодая женщина спрашивает о квартире именно у нее.
— Комнату сдаю, милая, — сказала хозяйка и кашлянула, видимо, была простужена. — Недавно вот жилец съехал. Коли надобно, взгляни, может, и подойдет, — она жестом пригласила Лизу пройти в дом.
— Спасибо, матушка, — Лиза поднялась по дряхлым, скрипучим ступеням на крыльцо, с одной стороны оно заметно осыпалось и требовало ремонта.
— Дом большой, — продолжала хозяйка, — да принадлежит мне нынче только половина. Полдома я ученому человеку из Москвы перед войной продала. Он сюда деятельностью своей заниматься приехал, вот и купил у меня по дешевке. Я ж тогда одна жила, по всему дому управляться трудно. Муж помер от лихорадки зимой в тридцать шестом году, застудился сильно на работе. Он мосты делал, так в ледяную воду окунулся, что-то там крепил. Вернулся да на второй день и слег. Больше не встал.