Досье «ОДЕССА»
Шрифт:
Один из прошедших ад рижского концлагеря, уроженец Вены, поклялся отомстить Рошманну. Он колесил по улицам Граца, ждал, когда тот возвратится к родителям, которых покинул в 1939 году, к жене Хелле, которую не видел с 1943 года.
После освобождения Рошманн устроился на ферму под Грацем, а двадцатого декабря 1947 года отправился домой на рождество. Мститель уже ждал его. Спрятавшись за колонной, он узнал Рошманна в высоком голубоглазом блондине, который подошел к дому своей жены Хеллы, воровато огляделся и постучал.
А через час, ведомые бывшим узником рижского концлагеря, в дверь к Хелле постучали
Подтверждение пришло через двое суток, и каша заварилась. Американцы попросили перевезти Рошманна в Мюнхен, где бы он выступил свидетелем на суде по делам других эсэсовцев, бесчинствовавших в нескольких концлагерях неподалеку от Риги. Англичане согласились.
В шесть часов утра восьмого января 1948 года Рошманна в сопровождении сержантов королевской военной полиции и ПСБ посадили в Граце на поезд, шедший в Мюнхен через Зальцбург.
Лорд Рассел остановился у камина и выбил трубку.
– А что было потом? – спросил Миллер.
– Он сбежал.
– Что?!
– Сбежал. Выпрыгнул на ходу из окна уборной и ушел по снегу. Погоня успехом не увенчалась, а через шестнадцать месяцев, в мае сорок девятого года, образовалась ФРГ, и мы сдали дела в Бонн.
Миллер закончил свои заметки и закрыл блокнот.
– Так куда же теперь обратиться? – спросил он.
– Наверное, к властям вашей страны. – Лорд Рассел надул щеки. – Вы уже знаете биографию Рошманна от рождения до января сорок восьмого года. Остальным должны поделиться с вами ведомства ФРГ.
– Какие именно? – спросил Петер и услышал ответ, которого опасался.
– Что касается Риги, то ей занимается гамбургский отдел генеральной прокуратуры.
– Там я уже был.
– И вам не помогли?
– Ничуть.
– И неудивительно, – улыбнулся лорд Рассел. – В Людвигсбург ездили?
– Да. Там обошлись со мной любезно, а помочь все равно не смогли. Такие у них порядки.
– Что ж, официально больше обратиться некуда. Но выход есть. Вы слышали о Симоне Визентале?
– Визентале? Да, краем уха.
– Он живет в Вене. Еврей, уроженец Польской Галиции. Четыре года провел в двадцати концлагерях. Чудом выжил и решил посвятить остаток жизни поиску нацистских преступников. Но суда над ними он не вершит, лишь собирает всевозможные сведения, а когда окончательно убеждается, что нашел нужного человека, сообщает в полицию. Если та ничего не предпринимает, он устраивает пресс-конференцию. Не стоит говорить, что власти ФРГ и Австрии его не жалуют. Ведь он считает, что они сидят сложа руки: не только скрывающихся нацистов не разыскивают, но и известных не арестовывают. Бывшие эсэсовцы ненавидят Визенталя – они дважды пытались убить его, бюрократам хочется, чтобы он оставил их в покое. Впрочем, многие простые люди считают его героем и всячески ему помогают.
– Теперь я вспомнил. Не он ли выследил Адольфа Эйхмана?
Лорд Рассел кивнул:
– Он узнал, что тот скрывался под именем Рикардо Клемента и жил в Буэнос-Айресе.
– Вы с ним знакомы? – спросил Миллер.
Лорд Рассел вновь кивнул:
– Пожалуй, я напишу для вас рекомендательное письмо. К Симону, желая получить сведения, приходят многие. Так что моя рекомендация не помешает.
Он подошел к письменному столу, набросал на листе гербовой бумаги несколько строк и запечатал его в конверт.
– Желаю удачи. Она вам понадобится, – сказал он и проводил Миллера до дверей.
На другое утро Петер самолетом английской авиакомпании ВЕА вернулся в Бонн, взял свою машину и отправился в Вену через Штутгарт, Мюнхен, Зальцбург и Линц.
Переночевал он в Мюнхене. Петер решил не торопиться: был гололед, проезжую часть то и дело сужали до одной полосы, а на другие пускали грейдеры или песочницы, которые тщетно пытались совладать с непрекращавшимся снегом. На другое утро Миллер поднялся рано и добрался бы до Вены к обеду, если бы не пришлось стоять у Бад-Тёльца, что на самом выезде из Мюнхена.
Шоссе шло по густому сосновому лесу, как вдруг несколько знаков «сбавить ход» остановили движение. У обочины была запаркована полицейская машина с включенной мигалкой, поперек дороги, сдерживая поток, стояли двое патрульных в белых шинелях. На противоположной стороне творилось то же самое. В этом месте на шоссе выходила прорубленная в лесу грунтовая дорога, там, где она пересекала автобан, стояли по два солдата, в зимней форме, с подсвеченными жезлами в руках, ждали, когда из леса покажется то, что пока скрывалось там.
Сгорая от нетерпения, Миллер опустил стекло и обратился к одному из полисменов:
– В чем дело, отчего такая задержка?
Патрульный не торопясь подошел к «ягуару» и улыбнулся:
– Из-за маневров. Скоро из леса пойдут танки.
И впрямь, через пятнадцать минут появился первый из них, между деревьев показалась длинная пушка, похожая на хобот принюхивающегося слона, потом с глухим гулом бронированное чудовище перекатилось через автобан.
Старший сержант Ульрик Франк был счастлив. В тридцать лет он осуществил свою заветную мечту – командовать танком. Он даже помнил, когда эта мечта в нем зародилась. Дело было так. В январе 1945 года, его, мальчугана из Мангейма, в первый раз повели в кино. Перед фильмом крутили журнал, в котором захватывающе показывалось, как «тигры» Гассо фон Мантейфеля шли на американцев и англичан.
Ульрик, как завороженный, смотрел на командиров в стальных касках и защитных очках, бесстрашно возвышавшихся над открытыми люками. С той минуты жизнь одиннадцатилетнего мальчика круто переменилась. Выходя из кинотеатра, он поклялся, что рано или поздно станет командиром танка.
На это у него ушло девятнадцать лет. И вот на зимних учениях 1964 года в лесах вокруг Бад-Тёльца он возглавлял экипаж своей первой машины – американского М-48 «паттон».
А для «паттона» эти учения были последними. В лагере танкистов уже ждали новенькие французские АМХ-13 – ими перевооружали армию ФРГ. И через неделю Ульрик получил в свое распоряжение более маневренную и лучше вооруженную машину.