Достаточно времени для любви, или жизнь Лазаруса Лонга
Шрифт:
– Это удовольствие, мадам. Или по крайней мере половина такового; похоже, что тебе это тоже нравится...
– О, конечно! Ты сам знаешь. Естественно.
– А раз так, давай перейдем к другим вопросам... Скажу только, что, если бы ты, такая большая и взрослая, оказалась девственницей, это меня встревожило бы больше, пришлось бы заподозрить, что влияние Элен было не столь благотворным, как я полагал. Хорошая женщина, благослови ее. Господь! Все эти разговоры о добром старом дядюшке Гибби, который никогда не притронется к крошке Доре, предназначены лишь для того, чтобы ты сохранила лицо. Но поскольку тебя это не беспокоит, оставим. Я как раз говорил, что тебе следует
– О! Значит, тебе она скоро понадобится, Вудро?
– Нет и нет! Тебе, дорогая.
Она ответила не сразу.
– Но говардианкой я не стану.
– Конечно, нет. Но это помогает. Реювенализационная терапия не дает вечной жизни и говардианцам. Некоторым людям она идет на пользу, другим – нет. Возможно, когда-нибудь мы узнает об этом побольше, но пока реювенализационные методики в среднем удваивают отпущенный человеку срок, говардианец он или нет. Кстати, ты не знаешь, сколько прожили твои дед и бабка?
– Откуда, Вудро? Я и родителей едва помню, а как звали дедов и бабок, даже не знала.
– Мы можем выяснить. На корабле хранятся материалы о каждом мигранте, который прилетел на нем. Я скажу Заку... капитану Бриггсу, чтобы он полистал досье твоей семьи. Когда-нибудь – сразу этого не сделаешь – я найду материалы о твоей семье на Земле. Потом...
– Нет, Вудро.
– Почему нет, дорогая?
– Мне это не нужно, я не хочу знать об этом. Очень давно, по меньшей мере три или четыре года назад, когда я выяснила, что ты говардианец, мне также удалось понять, что на самом деле говардианцы живут не дольше нас, обычных людей.
– Как это?
– А так: у всех нас есть прошлое, настоящее и будущее. Прошлое – это память, и я не могу вспомнить того времени, когда меня не было. А ты можешь?
– Нет.
– Выходит, здесь мы равны. Возможно, у тебя больше воспоминаний, ведь ты старше. Но все это прошлое. А будущее? Оно еще не наступило, и никто не знает, каким оно будет. Ты можешь пережить меня – а может быть, я переживу тебя. Или мы можем погибнуть вместе. Мы не знаем, да я и не хочу знать. Но у нас обоих есть настоящее: оно у нас общее, и сейчас я счастлива. Давай-ка поставим мулов в конюшню и насладимся сегодняшним дНем. – Отлично. – Он улыбнулся. – Долго и часто?
– И то и другое!
– Вот это моя Дора! Все стоящее внимания стоит повторить.
– И еще, и еще раз. Но минуточку, дорогой, ты назвал капитана Бриггса сыном, следовательно, он мой приемный сын. Полагаю, что так оно и есть, но не представляю его себе в подобном качестве. Но ты можешь не отвечать, потому что мы согласились не интересоваться прошлым друг друга...
– Давай, спрашивай. Если я сочту возможным, отвечу.
– Ну, хорошо... А кто мать капитана Бриггса? То есть твоя прежняя жена.
– Ее звали Филлис. Филлис Бриггс-Сперлинг. А зачем тебе знать о ней, дорогая? Очень хорошая девушка. А больше ничего сказать не могу. Никаких сравнений.
– Похоже, я сую нос не в свое дело.
– Возможно. Впрочем, мне безразлично. И Филлис, наверное, тоже. Дорогуша, с тех пор прошло два века, забудь об этом.
– О! Она умерла?
– Не знаю. Но, может быть, Зак слыхал о ней: он недавно побывал на Секундусе. Впрочем, он бы мне сообщил. Мы с ней не общались после того, как она развелась со мной.
– Развелась с тобой? У этой женщины нет вкуса!
– Дора-Адора! Нельзя сказать, что у Филлис нет вкуса, она очень хорошая девушка. Я обедал с ней и ее мужем, когда в последний раз был на Секундусе, то есть не один, а вместе с Заком. Они с мужем потрудились собрать наших с ней детей, тех, что были тогда на планете, и пригласили кое-кого из моих прочих родственников. Короче, устроили семейную вечеринку. Проявили заботу. Кстати, она тоже училка.
– Неужели?
– Ага. Профессор математики Университета Говарда в Нью-Риме на Секундусе. И если мы там окажемся, можем заглянуть – и ты сама решишь, что она за личность.
Дора не ответила. Она сжала коленями бока Бетти, и та припустила по улице. Бьюла держалась рядом.
– Дремя... жинать! – проговорил Бак и прытко зарысил вперед.
– Лазарус...
– Поосторожнее с этим именем, дорогая.
– Никто меня не слышит. Лазарус, если ты не настаиваешь. Я не хочу жить на Секундусе.
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ: XII
ПОВЕСТЬ О ПРИЕМНОЙ ДОЧЕРИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Сепарация осталась далеко позади. Уже три недели маленький караван два фургона друг за другом, двенадцать мулов, тянувшие повозки, и еще четверо, рысившие налегке, – медленно полз в сторону хребта Бастион. Последний раз путешественники видели жилой дом больше двух недель назад. Теперь вокруг была дикая прерия, и уже несколько дней впереди зияло устье ущелья, уводящее к Безнадежному перевалу.
Помимо шестнадцати мулов в состав маленького отряда входили взрослая немецкая овчарка-сука и молодой кобель, две кошки и кот, молодая молочная коза с двумя козлятами и козлик-подросток, два петуха и шесть кур выносливой породы миссис Окинс, свинья, а также Дора и Вудро Смит. Свинья была супоросой, беременность ее была подтверждена в Новом Питтсбурге, до того как Смит заплатил за нее. Миссис Смит также обнаружила признаки беременности, но еще в "Долларе ребром", и Смит приказал звездолету "Энди Джи" покинуть орбиту, потому что (Смит решил, что не следует говорить это жене), если бы Дора не оказалась беременной, корабль подождал бы до новой попытки, а в случае повторной неудачи Смит намеревался отказаться от первоначального плана и увезти Дору на Секундус, чтобы выяснить причину и по возможности исправить ее.
Как профессиональный поселенец Смит полагал, что бесцельно и даже безумно отправляться осваивать новые края с женщиной, не способной к деторождению. Незачем идти на такое дело несовместимой паре, поправился он мысленно. Однако и его собственные способности к деторождению не имели возможности подтвердиться в течение лет пятидесяти. Обдумывая все нюансы, он проверил материалы о родителях Доры в медицинских картах, кое-как хранившихся у Краусмейера, и не нашел там ничего настораживающего. Он заранее беспокоился, поскольку вдали от людей бывает трудно справиться даже с такой простой вещью, как несовместимость по резус-фактору. Однако, насколько это позволяли установить ограниченные возможности корабля и колоний, все оказалось в порядке, а Дора скорее всего забеременела через двадцать минут после их неформального бракосочетания в седлах на спинах мулов. У Смита мелькнула мысль, что Дора могла забеременеть и раньше, но он не обратил на нее особого внимания. Смит не сомневался, что кукушки подкладывали яйца в его гнездо не реже раза в столетие, и к таким "своим" детям старался проявлять особую любовь, а язык держал за зубами. Смит позволял своим женщинам лгать и никогда не уличал их в обмане. Однако он считал, что Дора на подобное не способна. Если бы она была беременна раньше и знала об этом, то просто предложила бы ему проститься таким своеобразным способом – но она-то просила ребенка.