Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга
Шрифт:
Айра Джонсон поднялся.
— Спасибо вам, мистер Бронсон; я буду ждать вас у двери.
Когда Лазарус завел свой форд-ландо, он уже успел наметить тактические ходы и долгосрочную политику: а) придется немного покататься, чтобы машина стала мокрой; б) не следует вновь пользоваться этим сараем; лучше пусть украдут этот лужеход, чем в твоем прикрытии появится дыра; в) когда будешь отказываться от сарая, проверь, есть ли у «дядюшки» Даттельбаума старый набор шахматных фигур; г) следи, чтобы твое вранье не было противоречивым; зря ты ляпнул о том, кто научил тебя
Лазарус нажал на клаксон, Айра Джонсон быстро подошел к машине и уселся.
— Ну, куда теперь? — спросил Лазарус.
Дед объяснил, как добраться до дома его дочери, и добавил:
— Хорошенькая машинка, драндулетом не назовешь.
— Я неплохо подзаработал… Бруклинский мост — штука дорогая. Поворачиваем на Линвуд или едем прямо?
— Как знаете. Раз уж вы успели отгрузить мост, расскажите мне о своих «испанских узниках». Надежное вложение?
Лазарус сосредоточенно вел машину.
— Мистер Джонсон, я так и не сказал, чем зарабатываю на жизнь.
— Это ваше право.
— Я сорвал банк.
— Это ваше дело.
— И после этого позволяю вам платить за себя. Нехорошо.
— Подумаешь! Тридцать центов плюс никель на чай. Минус пять центов, в которые мне обошелся бы автобус. Итого с вас пятнадцать центов. Если вас это смущает, бросьте мелочь в чашку слепого. А я за такие деньги съездил в дождливую ночь на автомобиле с шофером. Дешево за такую поездку, авто — не грошовый автобус.
— Очень хорошо, сэр. Признаюсь, мне понравилась ваша игра, и я рассчитываю снова сразиться с вами.
— Я тоже получил удовольствие. Приятно играть с человеком, который заставляет тебя пораскинуть мозгами.
— Благодарю вас, а теперь позвольте, я все же отвечу на ваш вопрос должным образом. Действительно, в прошлом мне случалось заниматься сомнительными делами. Но теперь я занимаюсь другим: понемногу покупаю, продаю — не Бруклинский мост, конечно; что же касается «испанских узников», я опробовал их на себе. А сейчас подвизаюсь на рынке недвижимости, зерна и тому подобного… Занимаюсь поставками. Но я не собираюсь вам ничего предлагать, я не брокер, не продавец — напротив, я сам действую через брокеров. Да, кстати, я не люблю давать чаевых. Дайте человеку хорошие чаевые, и он потеряет свою работу, а потом будет винить вас. Поэтому я не даю.
— Мистер Бронсон, я не намеревался расспрашивать вас о ваших делах, с моей стороны это было бы назойливо. Я просто по-дружески поинтересовался.
— Дружеский разговор есть дружеский разговор, поэтому я решил дать прямой ответ.
— И все-таки я вел себя назойливо. Мне незачем знать ваше прошлое.
— Совершенно верно, мистер Джонсон, у меня нет прошлого, я — темный делец.
— В этом нет ничего плохого, такая же игра, как и шахматы, только сплутовать труднее.
— Ну… кое-что из того, что я делаю, могло бы показаться вам плутовством.
—
— Прошу прощения.
— Не хочу казаться прямолинейным, но у тебя явно что-то на уме.
— Да ничего особенного. У меня действительно нет прошлого. Никакого. Я хожу в церковь, чтобы встречаться с людьми… честными и респектабельными, с которыми человеку безродному в другом месте не встретиться.
— Мистер Бронсон, у всякого есть хоть какое-то прошлое.
Лазарус свернул на бульвар Бентон и потом только ответил:
— Только не у меня, сэр. О, конечно, я где-то родился. Спасибо тому человеку, который позволял мне звать себя дедушкой, и его жене… у меня было хорошее детство. Но их давно нет, а я даже не знаю, почему меня зовут Тедом Бронсоном.
— Выходит, ты сирота?
— Скорее всего. К тому же незаконнорожденный. У этого дома? — Лазарус нарочно остановился раньше.
— У следующего, там, где свет в портике горит.
Лазарус немного проехал и снова остановился.
— Что ж, приятно было познакомиться с вами, мистер Джонсон.
— Не торопись. А эти люди, Бронсоны, которые позаботились о тебе, — где они жили?
— Фамилию Бронсон я принял сам. Просто решил, что она звучит лучше, чем Джонс и Смит. Возможно, я родился в южной части штата. Но даже этого не могу доказать.
— Так ли? Когда-то я был врачом. В каком же графстве?
(Я знаю, дедуся, что ты был врачом, поэтому следует быть осторожным.)
— В графстве Грин. Я не могу утверждать, что родился там, просто мне говорили, что меня взяли на воспитание из сиротского дома в Спрингфилде.
— Ну тогда не я помог тебе появиться на свет; мне пришлось практиковать немного севернее. Мррф. Не исключено, что мы можем оказаться родней.
— Да? То есть я хотел сказать, не понимаю, доктор Джонсон.
— Не зови меня доктором, Тед, я отказался от этого титула, когда перестал принимать роды. Твоя внешность сразу поразила меня. Дело в том, что ты как две капли воды похож на моего старшего брата Эдварда, который был инженером в Сент-Луи и Сан-Франциско, но как-то раз отказали воздушные тормоза, и он завершил свою ничтожную жизнь. Мне известно, что у него были дамы сердца в Форте-Скотт, Сент-Луи, Уичито и Мемфисе. С чего бы ему пренебрегать Спрингфилдом? Так что вполне возможно.
Лазарус ухмыльнулся.
— Выходит, я могу звать вас дядюшкой?
— Как хочешь.
— Пожалуй, рановато. Как бы там ни было, все равно доказать ничего нельзя. Но иметь семью — дело хорошее.
— Сынок, незачем все время страдать по этому поводу. Всякий деревенский доктор прекрасно знает, что подобные несчастья случаются с людьми гораздо чаще, чем обычно предполагают. Александр Гамильтон и Леонардо да Винчи — твои друзья по несчастью. Из числа великих людей, отмеченных подобной судьбой, ограничусь лишь ими двумя. Так что будь гордым и плюй всем в глаза. Я вижу, в гостиной еще светится огонек. Как насчет чашечки кофе?