Достоевский о Европе и славянстве
Шрифт:
Пусть мне простят мою самонадеянность, но я уверен, что все это несомненно осуществится в Западной Европе в той или другой форме, т. е. католичество бросится в демократию, в народ и оставит царей земных за то, что те его оставили" [496] .
Главные идеи и направления в Западной Европе опосредованно или напрямую находятся в явной зависимости от римокатолической идеи. Эта идея невидимо в них присутствует, как душа в теле, и так же, как душа, сильна. Какими бы путями ни продвигалась мысль европейского человека, она вольно или невольно созидает все на человеке, как на фундаменте, и избегает Богочеловека и Его Евангелие. Все проникнуто стремлением к непогрешимости и самодостаточности человеческой личности, или же мы замечаем самозванную непогрешимость и тщеславное самодовольство. На всем лежит печать римокатолицизма. Говоря о римокатолицизме, Достоевский говорит не только о римокатолической религии, но о целокупной римокатолической идее, о судьбе нации, которая сложилась в рамках этой идеи в течение тысячелетия и которой все пронизано. "В этом смысле, — говорит Достоевский, — Франция, например, есть как бы полнейшее воплощение католической идеи в продолжение веков, глава этой идеи, унаследованной, конечно, еще от римлян и в их духе. Эта Франция, даже и потерявшая теперь почти вся всякую религию (иезуиты и атеисты тут все равно, все одно), закрывавшая не раз свои церкви и даже подвергавшая однажды баллотировке собрания Самого Бога, эта Франция, развившая из идей 89 года свой особенный французский социализм, т. е. успокоение и устройство человеческого общества уже без Христа и вне Христа, как хотело, да не сумело устроить его во Христе католичество, — эта самая Франция и в революционерах конвента, и в атеистах своих, и в социалистах своих, и в теперешних коммунарах своих, — все еще в высшей степени есть и продолжает быть нацией католической вполне и всецело, вся зараженная католическим духом и буквой его, провозглашающая устами самых отъявленных атеистов своих: Liberte, Egalite, Fraternite — ou la mort, т. е. точь-в-точь как бы провозгласил это сам папа, если
496
"Дневник писателя", т. X, с. 109–111.
497
Курсив Ф.М. Достоевского.
498
"Дневник писателя", т. XI, с.5. В романе "Бесы" Достоевский пишет: "Рим обоготворил народ в государстве и завещал народам государство. Франция в продолжение всей своей длинной истории была одним лишь воплощением и развитием идеи римского бога и если сбросила наконец в бездну своего римского бога и ударилась в атеизм, который называется у них, покамест социализмом, то единственно потому лишь, что атеизм все-таки здоровее римского католичества" (с.243).
Человек — менее всего механистическое существо среди земных существ. Главные свойства его естества и основные функции его природы не имеют в себе ничего механистического. Только незнание психофизического устройства человека или намеренное отрицание свободы человеческого духа уподобляет человека механизму и желает подвести его под механистические законы развития и деятельности. И если речь идет об объединении людей, то оно никак не может произойти механически. Люди — существа более духовные, нежели физические, а поэтому проблема единения людей — проблема духовная. Пока не будут найдены и изучены и воплощены начала и силы, которые смогут духовно объединить людей, все остальные попытки к объединению будут осуществляться огнем и мечом. Идея об объединении людей во всемирную империю (любыми способами) — это идея старого, языческого Рима. В противовес ей стоит христианская идея о духовном единении людей как детей единого Небесного Отца и всеобщего братства; это единение достигается евангельскими средствами. Идею старого Рима римокатолицизм взял с известными несущественными поправками. Для Достоевского это ясно и бесспорно, ибо он, как никто другой, сумел прочесть самые загадочные иероглифы людской истории. Он пишет: "Древний Рим первый родил идею всемирного единения людей и первый думал (и твердо верил) практически ее выполнить в форме всемирной монархии. Но эта формула пала пред христианством, — формула, а не идея. Ибо идея эта есть идея европейского человечества, из нее составилась его цивилизация, для нее одной лишь оно и живет. Пала лишь идея всемирной римской монархии и заменилась новым идеалом всемирного же единения во Христе. Этот новый идеал раздвоился на восточный, то есть идеал совершенно духовного единения людей, и на западноевропейский, римско-католический, папский, совершенно обратный восточному. Это западное римско-католическое воплощение идеи и совершилось по-своему, не утратив свое христианское, духовное начало и поделившись им с древнеримским наследством. Римским папством было провозглашено, что христианство и идея его, без всемирного владения землями и народами, — не духовно, а государственно, — другими словами, без осуществления на земле новой всемирной римской монархии, во главе которой будет уже не римский император, а Папа, — осуществимо быть не может. И вот началась попытка всемирной монархии совершенно в духе древнеримского мира, но уже в другой форме. Таким образом, в восточном идеале — сначала духовное единение во Христе, а потом уж, в силу этого, духовное единение под началом папы как владыки мира сего".
"С тех пор, — продолжает Достоевский, — эта попытка в римском мире шла вперед и изменялась беспрерывно. С развитием этой попытки самая существенная часть христианского начала почти утратилась вовсе. Отвергнув наконец христианство духовное, наследники древнеримского мира отвергли и папство. Прогремела страшная французская революция, которая, в сущности, была не более как последним видоизменением той же древнеримской формулы всемирного единения. Но новая формула оказалась недостаточною, новая идея не завершилась. Был даже момент, когда для всех наций, унаследовавших древнеримское призвание, наступило почти отчаяние. О, разумеется, та часть общества, которая выиграла для себя с 1789 года политическое главенство, т. е. буржуазия, восторжествовала и объявила, что далее и не надо идти. Но зато все те умы, которые по вековечным законам природы обречены на вечное мировое беспокойство, на искание новых формул идеала и нового слова, необходимых для развития человеческого организма, — все те бросились ко всем униженным и обойденным, ко всем не получившим доли в новой формуле всечеловеческого единения, провозглашенной французской революцией 1789 года. Они провозгласили свое уже новое слово, именно — необходимость всеединения людей уже не в виду распределения равенства и прав жизни для какой-нибудь одной четверти человечества, оставляя остальных лишь сырым материалом и эксплуатируемым средством для счастья этой четверти человечества, а напротив: всеединения людей на основаниях всеобщего уже равенства при участии всех и каждого в пользовании благами мира сего, какие бы они там ни оказались. Осуществить же это решение положили всякими [499] средствами, т. е. отнюдь уж не средствами христианской цивилизации, и не останавливаясь ни перед чем" [500] .
499
Курсив Ф.М. Достоевского.
500
"Дневник писателя", т. XI, с. 183–185.
Если в Западной Европе непогрешимость человечества в принципе догматически санкционирована, то почему бы ею не воспользоваться любому европейцу? Главное, что человек по своей сути существо непогрешимое, значит, имеет право все свои проблемы и все мучения своего духа решать по своему разумению. Тем более, что Лик Богочеловека Христа, — это единственное непогрешимое руководство для человеческого существа, — искажен римокатолицизмом. Именно в этом — источник всех бед и заблуждений европейского человека. Вместо Христа европейский человек напридумывал бесчисленное количество теорий, идей, гипотез, иллюзий и упований. Среди них: материализм, атеизм и социализм. Прав Достоевский, когда говорит: "Римское католичество, предавшее давно уже Христа за земное владение, заставившее отвернуться от себя человечество и бывшее, таким образом, главнейшей причиной материализма и атеизма Европы, это католичество естественно породило в Европе и социализм. Ибо социализм имеет задачей разрешение судеб человечества уже не по Христу, а вне Бога и вне Христа, и должен был зародиться в Европе естественно, взамен упадшего христианского в ней начала, по мере извращения и утраты его в самой Церкви католической" [501] .
501
Там же, с.384.
Когда люди заменяют Богочеловека "непогрешимым" человеком, то они, как следствие такой подмены, заменяют и Его Евангелие различными учениями. "Непогрешимый" имеет право на все. Если он положил себе целью основать всемирную монархию во главе с ним — "непогрешимым", то для осуществления этой цели приемлемы все средства, ибо на них "непогрешимый" дает свои санкции. Возможно все, возможны человеческие компромиссы, если они способствуют осуществлению цели. Союзник и соратник царя и властителя, "непогрешимый" примкнет к социалистам, когда это будет нужно. Пророческая истина, как набатный звон, слышна в словах Достоевского: "…Если папство когда-нибудь будет покинуто и отброшено правительствами мира сего, то весьма и весьма может случиться, что оно бросится в объятия социализма и соединится с ним воедино. Папа выйдет ко всем нищим пеш и бос и скажет, что все, чему они учат и хотят, давно уже есть в Евангелии, что до сих пор лишь время не наступило им про это узнать, а теперь наступило, и что он, папа, отдает им Христа и верит в муравейник. Римскому католичеству (слишком уж ясно это) нужен не Христос, а всемирное владычество: "Вам де надо единение против врага — соединитесь под моей властью, ибо я один всемирен из всех властей и властителей мира, и пойдем вместе" [502] .
502
Там же, с.194.
Когда папизм потеряет поддержку властителей, он обратится к демосу, к народу. Достоевский пишет, что римокатолицизм обратится к народу, к тому самому народу, который римская Церковь веками высокомерно презирала, ранее угождая земным королям и царям. Теперь же католичество обратится к народу, ибо теперь уж не к кому будет обращаться, и обратится именно, к вождям самого подвижного и мятежного элемента в народе — к социалистам. "Народу оно скажет, что все, что им проповедуют социалисты, проповедовал и Христос. Оно исказит и продаст им Христа еще раз, как продавало прежде столько раз за земное, владение, отстаивая права инквизиции, мучившей людей за свободу совести во имя любящего Христа, — Христа, дорожащего лишь свободно пришедшим учеником, а не купленным и напуганным. Оно продавало Христа, благословляя иезуитов и одобряя праведность всякого средства для Христова дела" [503] . Все учение Христово свелось единственно к озабоченности о земном господстве и о будущем государственном властвовании во всем мире.
503
Там же, т. XI, с.390.
Когда католическое человечество отвернулось от того чудовищного образа, в котором им представили Христа, то после целого ряда веков протестов, реформации и проч. явились наконец с начала нынешнего столетия попытки устроиться вне Бога и вне Христа. Не имея инстинкта пчелы или муравья, безошибочно и точно созидающих улей или муравейник, люди захотели создать нечто вроде человеческого безошибочного муравейника. Они отвергли происшедшую от Бога и Откровением возвещенную человеку единственную формулу спасения его: "Возлюби ближнего, как самого себя" и заменили ее практическими выводами вроде: "Chacun pour soi et Dieu pour tous" [504] или научными аксиомами вроде "борьбы за существование". Не имея инстинкта животных, по которому те живут и устраивают жизнь свою безошибочно, люди гордо вознадеялись на науку, забыв, что для такого дела, как создать общество, наука еще все равно в пеленках [505] . Явились мечтания.
504
Chacun pour soi et Dieu pour tous (фр.) — "Каждый сам за себя, а Бог — за всех". (Прим. перев.).
505
В романе "Бесы" Достоевский пишет: "Ни один народ еще не устраивался на началах науки и разума; не было еще ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков. Народы слагаются, движутся силою иною, повелевающею и господствующею, но происхождение которой неизвестно и необъяснимо. Эта сила есть сила неутомимого желания дойти до конца и в то же время конец отрицающая. Это есть сила беспрерывного и неустанного подтверждения своего бытия и отрицание смерти. Дух жизни, как говорит Писание, "реки воды живой", иссякновением которых так угрожает Апокалипсис. Начало эстетическое, как говорят философы, начало нравственное, как отождествляют они же. "Искание Бога", как называю я проще всего. Цель всего движения народного во всяком народе и во всякий период его бытия есть единственное лишь искание Бога, Бога своего, непременно собственного, и вера в Него как единого истинного. Бог есть личность всего народа, взятого с начала его и до конца… Никогда еще не было народа без религии, то есть без понятия о зле и добре… Никогда разум не в силах был определить зло и добро или даже отличить зло от добра, хотя приблизительно; напротив, всегда позорно и жалко смешивал; наука же давала решения кулачные. В особенности этим отличалась полунаука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, неизвестный до нынешнего столетия…" (с.242–243).
Будущая Вавилонская башня [506] стала идеалом и, с другой стороны, страхом всего человечества. Но за мечтателями явились вскоре уже другие учения, простые и понятные всем, вроде: "ограбить богатых, залить мир кровью, а там как-нибудь само собою все вновь устроится" [507] . Наконец пошли дальше и этих учителей, явилось учение анархии, за которою, если б она могла осуществиться, наверно бы началось опять все сначала, как тысяч за десять лет назад. Католичество понимает все это отлично и сумеет соблазнить предводителей подземной войны. Оно скажет им: "У вас нет центра, порядка в ведении дела, вы — раздробленная по всему миру сила, а теперь, с падением Франции, и придавленная. Я буду единением вашим и привлеку к вам и всех тех, кто в меня верует". Так или эдак, а соединение произойдет. Католичество умирать не хочет, социальная же революция в новый социальный период в Европе тоже несомненна: две силы несомненно должны согласиться, два течения — слиться. Разумеется, католичеству даже выгодна будет резня, кровь, грабеж и хотя бы даже антропофагия. Тут оно и может надеяться поймать на крючок в мутной воде еще раз свою рыбу, предчувствуя момент, когда наконец измученное хаосом и бесправицей человечество бросится к нему в объятия, и оно очутится вновь, но уже всецело и наяву, нераздельно ни с кем и единолично, "земным владыкою и авторитетом мира сего и тем окончательно уже достигнет цели своей" [508] .
506
В "Братьях Карамазовых" Достоевский пишет, что "социализм — это не столько рабочий вопрос, сколько вопрос атеистический, это вопрос современного воплощения атеизма, это вопрос Вавилонской башни, строящейся без Бога, не для того, чтобы землю приблизить к небу, но для того, чтобы небо снизвести на землю" (с.34).
507
Курсив Ф.М. Достоевского.
508
"Дневник писателя", т. XI, с. 390–391.
Главную тайну отношения "непогрешимого" европейского человека к Богочеловеку Достоевский с пророческим ясновидением неподражаемо проанализировал в "Великом инквизиторе". Гениальный идеолог и прагматик римокатолицизма Великий инквизитор говорит Христу: "Мы исправили подвиг Твой и основали его на чуде, тайне и авторитете… [509] . Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя. И что мне скрывать от Тебя? Или я не знаю, с Кем говорю? То, что имею сказать Тебе, все Тебе уже известно, я читаю это в глазах Твоих. И я скрою от Тебя тайну нашу? Может быть, Ты именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: "Мы не с Тобою, а с ним, вот наша тайна. Мы давно уже не с Тобой, а с ним [510] , уже восемь веков. Ровно восемь веков назад [511] , как мы взяли от него то, что Ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предложил Тебе, показав Тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя царями земными, царями едиными, хотя и доныне не успели еще привести наше дело к полному окончанию… Долго еще ждать завершения его, и еще много выстрадает земля, но мы достигнем и будем кесарями, и тогда уже помыслим о всемирном счастии людей… Мы и взяли меч кесаря, а взяв его, конечно, отвергли Тебя и пошли за ним" [512] .
509
Курсив Ф.М. Достоевского.
510
Курсив Ф.М. Достоевского. Под словом "ним" инквизитор разумеет сатану, который искушал Христа в пустыне.
511
Время отпадения римокатолической Церкви от вселенской Православной Церкви. Надо помнить, что действие в поэме "Великий инквизитор" происходит в XVI веке.
512
"Братья Карамазовы", с. 305, 306.
По Великому инквизитору, тайна социализма частично сокрыта в тайне римокатолицизма. Инквизитор говорит Христу: "О, пройдут еще века бесчинства свободного ума, их науки и антропофагии, потому что, начав возводить свою Вавилонскую башню без нас, они кончат антропофагией… Знаешь ли Ты, что пройдут века и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха [513] , а есть лишь только голодные. "Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!" — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против Тебя и которым разрушится храм Твой. На месте храма Твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же Ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, — ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своей башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: "Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали". И тогда мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя Твое, и солжем, что во имя Твое" [514] . И чтобы уж совсем заполучить их, "мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы… О, мы разрешим им и грех, ибо они слабы и бессильны, и они будут любить нас, как дети, за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения; позволяем же им грешить потому, что их любим… Самые мучительные тайны их совести, — все, все понесут они нам, и мы все разрешим" [515] .
513
Здесь надо вспомнить о творцах человекобога и об их учении о грехе и о преступлении.
514
"Братья Карамазовы", с. 306, 300.
515
Там же, с.308.