Достопамятные сказания о подвижничестве Святых и Блаженных Отцов
Шрифт:
2. Один старец, монах, живший близ Никополя, после себя оставил авве Геласию келью с окружающим ее полем. Но какой-то крестьянин Ваката, знаменитого тогда в Никополе Палестинском, родственник умершего старца, пришел к этому Вакату и просил его взять то поле, как бы долженствовавшее по законам к нему перейти. Вакат, как человек сильный, покушался самовольно отнять поле у аввы Геласия; но старец, не желая отдать монашеской кельи мирянину, не уступал. Вакат подстерег, когда рабочий скот аввы Геласия перевозил маслины с доставшегося ему поля, силою увел его, взял маслины в свой дом и едва, и то с бранью, отпустил скот с его упряжью. Блаженный старец совсем не присвоял себе плодов, а только не уступал во владение поля, по сказанной причине. Вакат, раздраженный против старца и побуждаемый другими нуждами (ибо любил судиться), отправляется в Константинополь, путешествуя пешком. Проходя чрез Антиохию, где тогда святой Симеон сиял как великое светило (потому что был более, нежели обыкновенный человек), Вакат услышал о делах его и, как христианин, пожелал видеть святого. Святой Симеон, увидев со столпа Ваката, только взошедшего на монастырь, спросил: откуда ты и куда идешь? Вакат отвечает: я из Палестины и иду в Константинополь.
3. Многие из учеников аввы Геласия рассказывали о нем еще следующее. Однажды принесли братии рыбу. Повар, изжарив ее, отнес ключнику монастырскому. Ключник по какой-то нужде вышел из кельи. Оставив рыбу в сосуде на полу, он велел мальчику, прислужнику блаженного Геласия, стеречь ее до того времени, как он возвратится. Мальчик разлакомился и без пощады начал есть рыбу. Ключник, вошед и увидя, что мальчик сидит на полу и ест рыбу, в негодовании неосторожно толкнул его ногою. По какому-то действию мальчик поражен был смертельно и, испустив дух, умер. Ключник, объятый страхом, положил его на свою постель и покрыл, а сам, прибежав, пал к ногам аввы Геласия и рассказал ему о случившемся. Старец, запретив сказывать о том кому-либо другому, велел ему вечером, когда все успокоятся, принести мальчика в предалтарие, положить пред жертвенником, а самому уйти. Старец пришел в предалтарие и стал на молитву. Когда настал час ночного псалмопения и собрались братия, старец вышел, а за ним шел мальчик. О деле сем никто не знал при жизни старца, кроме его самого и ключника.
4. Не одни только ученики аввы Геласия, но многие, часто посещавшие его, рассказывали о нем следующее. Во время Вселенского Собора в Халкидоне Феодосий, один из первых защитников Диоскорова раскола в Палестине, предупреждая других епископов, уже намеревавшихся возвратиться к своим Церквам (а он был в Константинополе, изгнанный из своего отечества за всегдашние вмешательства в возмущения), бросился в монастырь к авве Геласию и говорил, будто Собор утвердил учение Нестория, — думая таким образом увлечь святого на помощь своему обману и расколу. Старец, по внешности сего человека и по разумению, свыше ему дарованному, проникнув злое намерение Феодосия, не увлекся на сторону сего отступника, как тогда сделали почти все, но отослал его с бесчестием, как и прилично было. Он вывел на средину мальчика, которого воскресил из мертвых, и с важным видом сказал Феодосию: если ты хочешь рассуждать о вере, то вот он будет тебя слушать и говорить с тобою; а мне недосуг слушать тебя. — Феодосий, пристыженный такими словами, устремился в Святой град и там, под видом ревности по Боге, увлекает на свою сторону все монашество, увлекает также и бывшую в то время там царицу и таким образом при ее содействии силою занял Иерусалимский престол, предвосхитив его убийствами и другими нечестивыми и противозаконными делами, о которых еще и ныне помнят многие. Получив власть и достигнув своей цели, он рукоположил множество епископов, отнимая в тоже время престолы у епископов, еще не возвратившихся. Тогда он призывает и авву Геласия, приводит его в храм, лаская и вместе устрашая. Когда старец вошел в храм, Феодосий говорит ему: произнеси анафему на Ювеналия. Нимало не устрашившись, Геласий отвечал: я не знаю другого епископа Иерусалимского, кроме Ювеналия. Феодосий, опасаясь, чтобы и другие не стали подражать благочестивой ревности его, велел с бесчестием выгнать его из церкви. Последователи раскола Феодосия взяли старца, обложили его со всех сторон дровами и грозили сжечь его; но видя, что он не боится и не страшится сего, и опасаясь возмущения народного, потому что Геласий был в большой славе (все же это происходило по Божию Промыслу), без всякого вреда отпустили мученика, который уже сам себя принес Христу во всесожжение.
5. Сказывали об авве Геласии, что он еще с юности проводил бедную и пустынническую жизнь. В это же время и в тех же местах весьма многие вели одинаковую с ним жизнь. Между ними был один старец самый простой и бедный, который жил до смерти своей в уединенной келье, хотя в старости своей имел учеников. Он до конца жизни соблюдал то подвижническое правило, чтобы не иметь двух хитонов и не заботиться со своими учениками о завтрашнем дне. Когда авва Геласий при помощи Божией устроил общежительную обитель, жертвовали ему большими полями, и заводил он также для нужд общежития рабочий скот и волов, ибо Тот, Кто древле внушил святому Пахомию устроить общежительную обитель, помогал и авве Геласию во всем устроении монастыря. Вышеупомянутый старец, искренно любящий Геласия, видя его в сих занятиях, сказал ему: боюсь, авва Геласий, чтобы ум твой не прилепился к полям и прочему имуществу общежития. Авва Геласий отвечал ему: скорее ум твой прилепится к шилу, которым ты работаешь, нежели ум Геласия к стяжаниям.
6. Рассказывали об авве Геласии, что, будучи часто возмущаем помыслами, побуждавшими его удалиться в пустыню, в один день он сказал ученику своему: сделай милость, брат, потерпи, если что я сделаю, и не говори со мною ни о чем в продолжение сей недели! Он, взяв пальмовую палку, начал ходить по двору монастырскому; утомившись, садился на несколько времени, а потом, встав, опять ходил. Когда настал вечер, он говорил своему помыслу: странствующий по пустыне не хлебом питается, но травою; а ты по немощи своей сеешь небольшой овощ. Сделав так, он опять говорит помыслу: пустынник спит не под кровлею, а на открытом воздухе; и ты так сделай. После сего он ложится и спит на дворе. Когда ходил таким образом по монастырю три дня, вечером вкушал немного цикория, а ночью спал под открытым небом, — авва утомился. Тогда, укоряя помысл, возмущавший его, он обличил его так: если не можешь совершать дел пустынных, то сиди в своей келье, постоянно оплакивая грехи свои, и не вдавайся в обман. Око Божие везде видит дела человеческие; ничто не скрывается от него и оно знает делающих доброе.
Об авве Геронтии
Авва Геронтий Петрский говорил: многие, искушаемые плотскими удовольствиями, не совокупляясь телесно, блудодействовали мыслью и, сохраняя девство тела, блудодействуют душою. Итак, хорошо, возлюбленные, исполнять слово Писания, и всяцем хранением блюсти свое сердце (Притч. 4, 23)!
Д
Об авве Данииле
Рассказывали об авве Данииле: когда варвары пришли в Скит и отцы убежали, старец сказал: если Бог не печется обо мне, то зачем мне и жить? И он прошел среди варваров, а они не видели его. Тогда сказал он сам себе: вот Бог позаботился обо мне, и я не умер. Сделай же и ты, как надобно человеку, — беги, подобно отцам! — И, поднявшись, убежал.
2. Один брат просил авву Даниила: дай мне одну какую-нибудь заповедь, и я буду соблюдать ее! Авва говорит ему: никогда не опускай руки своей в блюдо вместе с женщиною и не ешь с нею! Через это ты несколько убежишь от демона блуда.
3. Авва Даниил рассказывал: в Вавилоне у одного знатного человека была дочь, одержимая бесом. Отец ее любил одного монаха. Тот сказал ему: никто не может исцелить дочь твою, кроме пустынников, которых я знаю; но если ты будешь просить их, они не захотят сего сделать по своему смирению. А вот что мы сделаем: когда они придут на рынок, вы притворитесь, будто хотите купить у них корзины; и как придут получать деньги за них, то мы скажем им, чтоб они сотворили молитву, и надеюсь, что дочь твоя выздоровеет. Итак, они пошли на рынок и нашли одного из учеников сих старцев, который сидел и продавал их корзины. Взяли его с корзинами к себе, будто для того, чтобы отдать ему деньги за них. Когда монах взошел в дом, пришла бесноватая и дала ему пощечину. Монах, по заповеди Господа, обратил и другую ланиту. Демон, мучимый сим, вскричал: какая сила! заповедь Иисуса изгоняет меня. — Девица тотчас исцелилась. Когда же пришли старцы, им рассказали о случившемся. Они прославили Бога и говорили: гордость диавола обыкновенно низлагается смирением, по заповеди Христовой.
4. Авва Даниил говаривал, что по той мере, как тучнеет тело, истощается душа, и, напротив, — по мере истощения тела укрепляется душа.
5. Авва Даниил шел однажды с аввою Аммоем. Авва Аммой сказал: когда мы, отец, будем в келье? Авва Даниил отвечал: кто же теперь у нас отнимает Бога? И в келье Бог, и вне кельи также Бог.
6. Авва Даниил рассказывал: когда авва Арсений жил в Скиту, был там монах, который воровал у старцев корзины. Авва Арсений взял его к себе в келью, желая исправить его и успокоить старцев. Говорит он монаху: чего ты ни захочешь, я все тебе дам; только не воруй. И дал ему золота, денег, одежду и все, что нужно было для него. Но монах ушел от него и опять начал воровать. Старцы, видя, что он не перестал воровать, выгнали его. Они говорили: если найдется брат, который имеет грехи слабости, такового должно терпеть. Но если он будет воровать, то изгоните его; ибо он и душу свою губит, и беспокоит всех живущих с ним.
7. Авва Даниил Фаранский рассказывал: отец наш авва Арсений говорил об одном жившем в Скиту, что он был великий подвижник, но прост в вере и от простоты погрешал. Он говорил: хлеб, который мы принимаем, не есть существенно Тело Христово, а только вместообразное . Два старца услышали, что он так говорит, и, зная его великим по жизни, уразумели, что говорит сие не по злобе, а от простоты. Они пришли к нему и говорят: авва! мы слышали об одном старце, что он учит противно вере, ибо говорит, что хлеб, который мы принимаем, не есть существенно Тело Христово, а один только образ. Старец отвечал: это я говорил. Тогда они начали его увещевать, говоря: не так принимай, авва, но как предала нам Вселенская Церковь. Ибо мы веруем, что самый хлеб есть Тело Христово, и чаша — есть самая Кровь Христова, истинно, а не вместообразно. Как в начале Бог, взяв персть от земли, создал из нее человека по образу Своему, и хотя сей образ Божий для нас непостижим, никто, однако же, не может сказать, что нет его в человеке, — так точно мы веруем, что и хлеб, о коем сказал Иисус Христос: сие есть Тело Мое — истинно есть Тело Христово. Старец отвечал: если не уверюсь самым делом, не могу вполне убедиться. Они сказали ему: помолимся Богу сию неделю о Таинстве сем и надеемся, что Бог откроет нам. Старец принял слово сие с радостью и молился Богу так: Господи! Ты знаешь, что я не верю не по злобе, но чтобы не заблуждаться по неведению; открой мне, Господи Иисусе Христе! Старцы, возвратясь в свои кельи, и сами молились Богу таким образом: Господи Иисусе Христе! открой старцу Таинство сие, да уверует он и не погубит труда своего! — Бог услышал их. По прошествии недели они пришли, в воскресенье, в церковь и отдельно от других трое стали вместе, а старец посреди их; и отверзлись им очи. Когда хлеб положен был на святой престол, он представился троим братиям в виде Младенца. Когда же священник простер руку для преломления хлеба, Ангел Господень сошел с неба с ножом, заклал Младенца и кровь Его вылил в чашу. Когда же священник раздроблял хлеб на малые части, тогда и Ангел отсекал от Младенца малые части. Когда они приступили к принятию Таинства, старцу одному подана была плоть с кровию. Увидев сие, он ужаснулся и воскликнул: верую, Господи, что хлеб сей есть Тело Твое, и чаша сия есть Кровь Твоя! И тотчас плоть в руке его стала хлебом, как бывает в Таинстве; и он приобщился, благодаря Бога. После сего старцы говорят ему: Бог знает, что человек по природе своей не может есть сырой плоти, а потому и преподает Тело Свое под видом хлеба и Кровь Свою под видом вина принимающим с верою. Возблагодарили Бога, что Он не попустил старцу погубить своих трудов, и все трое с радостью возвратились в свои кельи.