Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa
Шрифт:
Так или иначе, в 82-м появилась первая запись, сработали ее втроем плюс Андрей Макаров, студент курсом помладше и звукооператор. Получился альбом, причем, без названия. Это очень интересная черта: обыкновенно начинающие рокеры в первую очередь придумывали название и группе, и десятку будущих альбомов, и только потом учились играть на гитарах. А «Группа из Промобщаги» существовала, записалась, и все без названия.
Альбом был готов, оставалось заставить хоть кого-то из рокеров его послушать, что было не так и просто. Разнообразие свердловской рок-н-ролльной жизни сводилось в те времена к постному выбору между «Треком» и «Урфин Джюсом», относившимися друг к другу, мягко говоря, прохладно. Первый являл собою объединение герметичное, напоминавшее религиозную секту с уклоном
Вторая стычка с «Урфин Джюсом» чуть не закончилась для Славы печально: на концерте в одном из техникумов присутствовали земляки Белкина и Земы, жители города Верхняя Пышма, эдакого свердловского Ливерпуля, люди простые, а Славе взбрело в голову жечь спички, что пышминцам по пьяному делу не понравилось. И некто Мишель Злоцкий, впоследствии, разумеется, тоже рокер, обратился к Бутусову на предмет прекращения пожароопасного занятия. Слава отвечал, что ведь «по кайфу».
— Я тебе дам, по кайфу!.. — и Славе чуть-чуть за жженые спички не нагорело… Разбор тогда быстрый был, рок-н-ролльный…
До Пантыкина Бутусов все-таки добрался, и тут выяснилось, что оба любят «Лед Цеппелин», это было в те времена волшебное слово. Кроме того, выяснилось, что Слава с сотоварищами как раз закончили запись. Вскоре Дима со Славой и портвейном явились к Пантыкину в гости. При них была магнитофонная катушка, раскрашенная в лучших мальчишеских традициях «под фирму»: чего на ней только не было нарисовано, наклеено, а на вкладке значилось: «Али-баба и сорок разбойников». Было ли это группы название, либо название альбома, Пантыкин так и не понял. Однако, участие в судьбе будущих «Наутилусов» принял самое горячее. В первую очередь тем, что понес пленку по городу.
Отзывы были разные. «Играли плохо, запись была вообще никудышная, но там был Бутусов, орал страшно, верещал, вообще что-то там было такое… крутое совершенно,» — вспоминает один из несложившихся поэтов «Нау», Дима Азин. Вот еще: «А Сан Саныч Пантыкин говорит: „Вот молодые какие-то пацаны,“ — и приволок эту запись. Я послушал, и что-то меня так качнуло, что парень вопит из последних сил… Ну, действительно, там такие вокальные штуки были… В общем, они явные были рокеры, хоть и в кепочках. Они выглядели очень прилично,» — вспоминает Егор Белкин, тогда гитарист «Урфин Джюса». В любом случае, их услышали. И сразу посоветовали сменить барабанщика. Далее произошло событие незаметное, но важность его недооценить трудно: первый разгон в будущем «Нау».
На том же курсе учился высокий, строгий юноша Саша Зарубин, постепенно выяснилось, что он играл на барабанах и в школе, и в армии. К нему-то и подошел однажды Слава, позвал «попробовать». Зарубин согласился, вместе отправились в студенческий клуб, едва взялись за инструменты, как вошел Гончаров. Сел, молча посидел, послушал, подождал, когда кто-нибудь что-нибудь ему объяснит, и ушел. Кстати, никто ему так впоследствии ничего и не объяснил.
Примерно тогда же, осенью 82-го, пригласили в группу и Андрея Саднова, гитариста. И вскоре началась в клубе Арха методичная работа над новой программой, которую планировалось записать летом. Группа оформилась, хотя сразу было понятно, что группа эта — студенческая, институтская. Разве что Слава с Димой вели себя для просто любителей несколько странно: друг без друга их увидеть уже было почти невозможно, по вечерам, когда Зарубин с Садновым уходили домой, парочка лидеров оставалась, и если бы институт не запирался на ночь, сидела бы парочка до утра…
Более, того, к тому времени окончательно оформилось разделение функций. Вот что вспоминает Саша Зарубин: «Слава был тогда странный, какие-то биотоки от него шли, и было не важно, что он поет, он чисто физически ловил свой музыкальный кайф, чего, конечно, про Диму сказать нельзя. Дима, он был большой энтузиаст в плане организационном,
3. Пантыкин и «Переезд»
А пока была зима, и обсуждался Пантыкиным и Колей Граховым, энтузиастом рок-н-ролла и будущим президентом Свердловского рок-клуба, вопрос, кому ехать на рок-семинар. Пусть не сразу, но вспомнил Сан Саныч про Славу: «Есть в Архитектурном коллектив, тоже „Лед Цеппелин“ играет…» Название «Лед Цеппелин» было паролем. Коля сказал: «Берем!»
Что такое рок-семинар в 83 году? Это очень большая пьянка. Отчего-то именно на это время, когда повсеместно рокеров поприжали, в Свердловске комсомольцы возьми да и организуй попойку за государственный счет. Очевидно, хотели выпить… Рокеры тоже выпить любили, так что начался семинар дракой, условно говоря, между «Треком» и «Урфин Джюсом» в лице барабанщиков обеих команд Володи Назимова («УД») и Жени Димова («Трек»). Надраться и подраться они успели еще по дороге, в автобусе, а на турбазе, где поджидала основная рок-н-ролльная масса, ударников уже выносили из автобуса на руках. Дальнейшее семинарствование проходило в портвейновом угаре, вечером играли невообразимый сейшн, кто и с кем до сцены дошел, тот с тем и играл. Утром играли уже в футбол, потом пили на лекциях, до которых, впрочем, Слава с Димой не дошли: хитроумные архитекторы стояли с бутылкой портвейна у входа в лекционный зал и щедро из этой бутылки всех одаривали. Последним семинарским утром, когда голова была на всех одна и болела нещадно, а денег тоже на всех чохом не наблюдалось, Александр Васильевич Новиков, совершенно тогда непьющий(!), молча куда-то уехал и вернулся с ящиком пива. Так был спасен свердловский рок…
Собственно говоря, на семинаре ничего особенного не произошло, поскольку до такой степени пьяные люди ничего особенного совершить не могут. Единственным подлинным событием стало знакомство с будущим «Наутилусом». Стоит ли говорить, что молоденькие и неожиданно для рокеров прилично одетые архитекторы всем моментально и окончательно понравились?..
Впрочем, еще по дороге на турбазу случился — кроме драки — один весьма примечательный разговор: «Мы ехали со Славой, разговаривали, — вспоминает А. Коротич, — он сказал, что у него проблемы с текстовиком, и что он хочет обратиться к Кормильцеву. Я его начал отговаривать, на что Слава промолчал…»
Тут же по возвращении они и договорились с Пантыкиным о совместной записи альбома. Мэтр согласился, он никогда не мог отказать себе в удовольствии стать кому-нибудь родным папой. А формальным поводом для сотрудничества стала песня под названием «Ястребиная свадьба», которую Слава просто не знал, как делать. Тогда наусы впервые встретились с Шурой Полковником, который годами позже стал бессменным их звукорежиссером, встретились и с его прославленным магнитофоном типа «Тембр», у которого в каких-то мистико-аккустических целях сбоку висели натуральные консервные банки. Шура утверждал, что банки отводят какие-то помехи, по всеобщей электрической безграмотности ему приходилось верить. Естественно, до магнитофона с банками Макарова не допустили. Андрюха обиделся. Тогда — в первый раз.
Работали в июне, Зарубина от института послали сено косить, пришлось ему сбежать. Как только доделали инструментальные подкладки, Полковник, человек вообще безаппеляционный, заявил: «Всем выйти, Слава смущается!» — и выгнал музыкантов, те опомниться не успели. Слава стал петь… Вспоминает Пантыкин: «Во время работы люди приходили, говорили самое разное: что это бесперспективно, что Славка петь не умеет, что все это нудно, заунывно… А многие утверждали и обратное, что это „класс“, необычно, но, правда, петь чувак все равно не умеет…»