Достойный жених. Книга 2
Шрифт:
Санаки-бабa сложил руки чашей, взял четки и спросил:
– Какая форма, какая сила особенно тебе близка? Рама? Кришна? Или Шива? Или Шакти? Или Ом?
Поначалу Дипанкар не услышал и не понял вопроса. Разум его вновь и вновь возвращался к тем ужасам, которые он видел – или, скорее, испытал. Перед глазами возникло изувеченное тело старика; наги кололи его, толпа месила ногами… Хаос и безумие. Неужели к этому сводится человеческая жизнь? Какой в этом смысл? Неужели он здесь для этого? Теперь мечта узнать все, понять все казалась Дипанкару невероятно жалкой и пустой. Он был растерян, сломлен и напуган, как никогда.
Санаки-бабa
Санаки-бабa ждал ответа.
«Ом для меня слишком абстрактен, – подумал Дипанкар, – Шакти слишком таинственна, к тому же с меня этого хватило в Калькутте; Шива слишком свиреп, а Рама слишком благочестив. Кришна, вот кто мне подходит».
– Кришна, – ответил он.
Ответ вроде бы удовлетворил Санаки-бабy, но вслух он лишь повторил названное Дипанкаром имя.
Взяв обе его ладони в свои, он сказал:
– Теперь повторяй за мной: О, Владыка, сегодня…
– О, Владыка, сегодня…
– …на берегу Ганги, в городе Брахмпур…
– …на берегу Ганги, в городе Брахмпур…
– …во дни великой, приносящей удачу Пул Мелы…
– …во дни великой Пул Мелы…
– …во дни великой, приносящей удачу Пул Мелы… – настоял Санаки-баба.
– …во дни великой, приносящей удачу Пул Мелы… – неохотно повторил Дипанкар.
– …руками моего гуру…
– А вы – мой гуру? – вдруг скептически уточнил Дипанкар.
Санаки-бабa засмеялся.
– Тогда так: руками Санаки-бабы, – предложил он.
– …руками Санаки-бабы…
– …я беру этот символ имен твоих…
– …я беру этот символ имен твоих…
– …и да утолит он мои печали.
– …и да утолит он мои печали.
– Ом Кришна, Ом Кришна, Ом Кришна. – Тут Санаки-бабa закашлялся. – Это из-за благовоний. Давай выйдем… Итак, Дивьякар. Сейчас я тебе объясню, как ими пользоваться. Ом – это семя, это звук. Он не имеет формы и очертаний. Но дерево может вырасти только из ростка, и потому люди выбирают Кришну или Раму. Держи четки вот так… – Он отдал одни четки Дипанкару, и тот стал повторять за Санаки-бабoй. – Вторым и пятым пальцем не пользуемся. Зажми их большим и безымянным пальцами, а средним двигай бусины и приговаривай: «Ом Кришна». Да, вот так. Здесь сто восемь бусин. Когда доберешься до узелка, не переходи через него, а развернись и двигайся в обратную сторону. Как волны в океане – вперед и назад… Говори: «Ом Кришна», когда просыпаешься, когда одеваешься, когда вспоминаешь об этом… А теперь я хочу задать тебе вопрос.
– Бабаджи, я тоже хочу задать вам вопрос! – немного поморгав, сказал Дипанкар.
– Только мой вопрос поверхностный и мелкий, а твой – очень глубок, – сказал гуру. – Поэтому начнем с моего. Почему ты выбрал Кришну?
– Ну, я, конечно, восхищаюсь Рамой, но мне кажется…
– Он был слишком охоч до мирской славы, – закончил его мысль Санаки-бабa.
– И с Ситой так обращался…
– Она была раздавлена, – кивнул Санаки-бабa. – Перед ним стоял выбор: остаться царем или жить с Ситой. И он решил остаться царем. Несчастный…
– Кроме того, жизнь у него была одна, от начала до конца, – добавил Дипанкар. – А Кришна столько раз менялся. И в конце, когда он, поверженный, в Дварке…
Санаки-бабa никак не мог справиться с кашлем, вызванным благовониями.
– У всех в жизни случаются трагедии. А Кришна умел радоваться. Секрет жизни в принятии. Мы должны принимать счастье и горе, успех и поражение, славу и позор, сомнения и уверенность, пусть это и лишь подобие уверенности. Скажи, когда ты уезжаешь?
– Сегодня.
– И каков твой вопрос? – вкрадчиво и серьезно спросил Санаки-бабa.
– Бабa, как вы объясните происшедшее? – Дипанкар указал на далекие клубы дыма от огромного погребального костра, где сейчас сжигали сотни неопознанных тел. – Все это – лила Вселенной, игра Господа? Им повезло умереть в столь благоприятное время?
– Завтра должен прийти господин Майтра, верно?
– Кажется, да.
– Он просил помочь ему обрести душевное равновесие, и я велел ему прийти позже.
– Угу. – Дипанкар не сумел скрыть своего разочарования.
И вновь он подумал о затоптанном старике, который толковал о льде и соли, о завершении паломничества по берегам Ганги и возвращении к источнику, которое он запланировал на следующий год. «Где я сам буду в следующем году? – гадал Дипанкар. – Где будут все?»
– Однако я не отказал ему в ответе, верно? – сказал Санаки-бабa.
– Нет, не отказали, – вздохнул Дипанкар.
– Устроит ли тебя промежуточный ответ?
– Да, – кивнул Дипанкар.
– Я считаю, что администрация празднества допустила ряд организационных ошибок, – вкрадчиво произнес Санаки-бабa.
Газетчики, прежде на все лады восхвалявшие «высокие организационные стандарты» и «продуманную инфраструктуру Пул Мелы», теперь дружно накинулись на устроителей и полицию. Версий происшедшего было множество. По одной из них, перегрелась и сломалась машина, тянувшая одну из платформ, что и запустило цепную реакцию.
По другой версии, машина принадлежала не шествующим, а какому-то высокопоставленному чиновнику, и ее вообще не должны были пускать на территорию Пул Мелы, тем более в день Джетх-Пурнимы. Общественное мнение было таково, что полицейским нет дела до паломников, они обслуживают лишь высоких гостей. А высоким гостям тоже плевать на народ, они только и знают, что злоупотреблять положением. Да, главный министр в тот день выступил перед прессой с трогательной речью, однако намеченный на вечер правительственный банкет никто отменять не стал. Губернатор мог хотя бы соблюсти внешние приличия – раз уж состраданием не блистал.
Авторы третьей версии винили полицию, которая должна была расчищать путь шествиям, однако не справилась со своими обязанностями. Из-за недальновидности стражей порядка на подходе к купальням образовались слишком плотные толпы, и шествия садху встали. Действия полиции были плохо скоординированы, личный состав недоукомплектован, в рядах царил полный разлад. Руководство состояло из некомпетентных молодых сотрудников с диктаторскими замашками, которые управляли нарядами, набранными из самых разных регионов страны, – эдакая сборная солянка, где никто друг друга не знал и никто никому не подчинялся. На берегах Ганга в день давки находилось менее сотни констеблей и только два начальника, а непосредственно на месте катастрофы у спуска – всего семь сотрудников полиции! Суперинтенданта и вовсе не было на территории празднества.