Доступ к телу

Мелан Вероника

(Zivert – Life)

Я более не желала уходить. Ни за что. И не понимала, как, желая изо всех сил здесь остаться, сказать об этом, не потеряв гордости. Никак, наверное, придется выбирать. Мне уже давно все равно, что думают другие, но этот… Царапалась осколком битого стекла мысль о том, что «Х» считает меня легкодоступной и продажной.

Я приподнялась на локте. Спросила прямо, как привыкла:

– Думаешь, я проститутка? Продалась за спасенную Онди?

Он смотрел

все так же. Разве что во взгляд закралась насмешка и удивление. Я не верила, что он ответит, но это случилось.

– Думаю, мне повезло получить шикарную женщину без ухаживаний.

И вдруг стянулась пустота. Будто ее зализали языком.

«Шикарную женщину…» Значит, все-таки счел меня красивой. Глупая мысль, ведь ясно, что счел, если попросил доступ к телу, но ведь так важно услышать.

Однако раздражение во мне все же промелькнуло.

– Я не стою ухаживаний?

Он гладил меня по волосам. Непривычно мягко, ласково, и опять мелькнуло чувство, что напоследок.

– Стоишь. Но у меня бы не хватило терпения. Я трахнул бы тебя в первый же вечер, если бы увидел при других обстоятельствах.

– Да ты просто… невыносим.

Хотела стукнуть его по мощной груди, но меня вдруг притянули, поцеловали жарко и нежно, после снова погладили по щеке.

– Вполне выносим, как ты поняла. Но из меня плохой ухажер, когда я вижу такие формы.

Тепло. Тепло. Прямо горячо. И мысль: «Мы использовали все два раза или четыре?» Четыре «доступа», если судить по его оргазмам, и два, если думать, что после примерочной мы не прерывались (поездка на машине не в счет). Все-таки, сколько встреч осталось?

– Ты… живешь здесь?

«Х» почему-то захлопнулся – я ощутила это. То ли не желал о личном, то ли пришла пора расставаться.

«Нет. Не сейчас».

Но не спрашивать же о том, когда мы увидимся снова, я выдам себя и свои «лишние» чувства с потрохами. И не спросить нельзя.

– Осталось еще… три раза, да?

Не удержалась. Спросила все-таки.

– Увы, моя хорошая, – донеслось негромко, – оставшихся раз не будет. Я сегодня уезжаю.

С меня будто сдернули покрывало, хотя его на мне не было. Стало холодно, очень зябко.

«Но ты же вернешься?»

– К-куда?

– Далеко. Прочь от цивилизации.

Я молчала так долго, что внутри стало еще холоднее.

– Но ты же просил о семи «доступах»?

Его улыбка просочилась сквозь полумрак спальни.

– Я пожадничал. Не мог меньше, хотя хотел еще больше.

Дали глоток горячего чая в арктическую стужу. Уже не отогрел.

Если начну расспросы, выдам себя, а не спрашивать уже не могу. Не хочу, чтобы он уезжал, не хочу… Я чувствовала себя девчонкой, которой только что подарили прекрасный кукольный набор, но открыть не позволили. Ответили: увы, упаковка должна остаться целой. Ты только посмотри, запомни, а наслаждаться по-настоящему будет уже кто-то другой.

– Телефон оставишь? – мой вопрос прозвучал тускло и как-то цинично.

– Там нет связи. Северный лес. Я смотрю за территорией и заодно тренирую ребят из охранных предприятий выносливости. Ухожу на три недели.

– Лесовик, значит.

Я

не пыталась его обидеть, просто, когда ты расстроен, сарказм становится щитом от уязвимости.

Конечно. Потому «Х» и силен, накачан, брутален. Тренер, значит. Бегает марафоны, стреляет, обучает рукопашному бою. Что там еще?

– Когда едешь?

– Через час.

«Натрахал так много, как мог».

Но ты же вернешься? Почему он не думает о встрече после возвращения? Три недели – это долго, но я чувствовала, что буду ждать. Противно, однако, когда тебя в дальнейшие планы уже не включают.

«Х» изменился. Стал другим. Он был уже не здесь, приготовился одеваться, думать о том, что случится через час-два, вечером. Совсем скоро руки на руле будут лежать, но пассажирское кресло будет пустовать. Дальше другие приключения, другая жизнь – моя отойдет в сторону.

– Как тебя зовут?

– Гранд.

Еще вчера меня порадовал бы факт ответа, а сегодня расстроил. Красивое имя, подходит ему.

«А я Джулиана», – наверное, надо было сказать, но я промолчала, меня никто не спрашивал. Да и вообще, уходить надо первой, не ждать, когда укажут на дверь. То, с какой горечью я отрывалась от вожделенного тела, не передать, и я надеялась, что чувства не проступили на моем лице.

Движения чуть резче, чем требовалось, но мне хотелось поскорее уйти. Я отвыкла себя навязывать, хотя в данном случае очень хотелось. Мне не составило бы труда держать «мину» при любом другом мужчине, но при Гранде моя «маленьковость» разломала защиту. Платье-плащ я застегнула трясущимися пальцами, пояс затянула туго.

– Уходишь?

Как будто не ты только что сказал, что уезжаешь через час.

– Да, мне пора.

Думала, он даже не встанет, почему-то была уверена в этом. Просто позволит выйти, хлопнуть дверью, лишь поморщится на кровати.

Но меня поймали у выхода за руку. Довольно жестко, развернули к себе, прижали к стене; и дохнуло вдруг той самой мужественностью, которую я ощущала полчаса назад.

– Я не пытался тебя обидеть.

Конечно, нет.

А темные глаза стальные, такие, как после склада. На губах привычная полуусмешка; сводящий с ума запах кожи, смешанный с туалетной водой, литые мышцы рук, грудь, как латы легионера. А внизу такой член, что еще пара касаний, и я позволю его в себя вставить, забуду обо всем. И случится тогда без перерыва наш пятый, шестой и седьмой раз. Одного поцелуя хватит.

Нет, не дамся.

– И поэтому ты решил не звонить мне после возвращения?

– Такая красавица, – шепнули мне тихо, но жарко, – за три недели найдет себе кого-нибудь еще.

– Да за кого ты меня считаешь?

– За привлекательную женщину.

– За дуру!

Он не выпускал мои запястья долго. Ничего не говорил, но и хватку не разжимал. Я чувствовала, что еще минута, и я начну плакать, а я очень давно этого не делала. Не перед мужчиной. Тогда я стану тряпкой, размазней, тогда я уже точно начну за него цепляться, попрошу взять меня с собой, но услышу отказ, повторенный несколько раз кряду…