Дотянуться до престола
Шрифт:
– Ах ты возгря [9] ! Доколе ж мне еще терпеть-то? Ну, ниче, ужо Ефимка-конюх тебе задаст! Вмале придет твоя смертушка, и я от тебя избавлюсь!
«Ничего себе! – опешил Пьер. – Меня эти компьютерные людишки еще и убить хотят?! И нянька тоже?! Так вот о чем говорил Филимон!»
Не успел он так подумать, как писарь заглянул в комнату:
– Че блажишь, Агафья?
– Глянь-ка, что твой любезный посланник вытворил, срамота. В меня хлопанец свой кинул, да и вот – весь стол загадил. Как теперича перед боярином отвечать?
9
Возгя – сопля.
– Пустое, – махнул рукой Филимон. – Я уж сколько раз чернила на столы лил, ниче. Лимона в воду капни-и отскоблишь. А где Петруша-то?
– Вона, внизу затаился.
Присев на корточки, писарь приподнял бахрому скатерти и встретился взглядом с Пьером.
– Совсем сдурела баба, – проворчал Филимон, вытащил его из-под стола и посадил на лавку. – Гляди у меня, так оттаскаю, коли будешь посланца обижать.
Закусив губу, Пьер проводил писаря глазами и задумался. Кто этот Ефимка-конюх? И какое ему дело до незнакомого мальчишки? Впрочем, холопы народ подневольный, что хозяин прикажет, то и сделают… А может, задание вовсе не в том, чтобы стать царем? Может, цель испытания – просто выжить? Вот как разобраться в такой круговерти?!
Агафья, закончив уборку, ушла, на прощанье погрозив Пьеру тряпкой, а он все сидел в задумчивости. Мало того что в детское тело запихнули, так еще каждый, кому не лень, норовит прикончить. Как обмануть убийц и уберечься от смерти?
В поисках ответа он шарил глазами по комнате. Печка, сундуки, стол, лавка-постель со все еще чернеющим над ней словом «Царь». Вот если бы снова что-нибудь фосфором написать… Но на улице мороз, вьюга, из дома не выпустят, сейчас ему можно лишь в сени, в столовую палату да в поварню.
Вот что Пьер любил в доме Шереметева, так это кухню. Там всегда что-нибудь жарилось, парилось, аппетитно шкварчало. Местная еда ему пришлась по нраву. Конечно, до парижских говяжьих медальонов здешнему мясу далеко, но и его готовят недурно, с необычным соусом и печеными яблоками.
Интересно, как им удается так долго их сохранять? Февраль месяц, а в поварне яблоки словно только что с дерева. Правда, кислющие. Ну да, селекцию еще не придумали, что растет, то и растет. Стоп! Кислые яблоки… Там еще и лимоны были… А это идея! Уж что-что, а рисует-то он неплохо, и им ни в жизнь не догадаться…
Воодушевившись задумкой, Пьер спрыгнул с лавки и отправился на кухню.
Тем же вечером Василий с Филимоном, как обычно, зашли в комнату Пьера, чтобы проверить, все ли в порядке. Было уже темно, оконце закрыто ставнем, лишь лампадка тускло освещала иконы да на выступе изразцовой печи зачем-то стояла зажженная свеча.
– Агафья, что ль, забыла, – прошептал писарь и кивнул в сторону лавки: – Почивает уже посланец-то наш.
– Угу. А это чего?
На полу белело светлое пятно. Василий шагнул к нему и поднял с половика кусок пергамента.
– Начертано что-то, – удивился он. – Не разглядеть.
– А ну-ка.
Филимон взял свиток и подошел к свече. Оказалось, это рисунок: в нижней половине пергамента был изображен маленький мальчик, неуловимо напоминающий Пьера.
– Это откель же? Не могет же Петруша сам такое начертать.
Он положил свиток на печь рядом со свечой, разгладил его, чувствуя ладонями горячую поверхность. И вдруг прямо на глазах в верхней, пустой части пергамента стали появляться непонятные, словно подгоревшие линии. Пара мгновений – и они сложились в очертание руки с ножом, занесенным над головой мальчика.
– Мать честная, – выдохнул Василий. – Это ж знак!
– Святые угодники!
Несколько секунд они молча стояли с разинутым ртом, словно громом пораженные. Потом разом заголосили, нимало не заботясь о том, что рядом спит ребенок, и кинулись вон из комнаты. В дрожащей руке Филимон уносил необыкновенный пергамент.
Пьер сел в постели и тихо хихикнул. Все-таки химия – великая наука. Всего-то рисунок лимонным соком да тепло от печи – и вот вам, пожалуйста, чудо.
Что ж, теперь стражи знают, что ему грозит опасность, и будут беречь как зеницу ока. Ефимка-конюх… Это кто ж такой? Вроде здешнего конюха Власом зовут. Значит, убийца – человек со стороны, и Шереметев ни при чем. И наверняка о дополнительной охране позаботится, ему совсем не нужно, чтобы посланца в его доме грохнули.
Рассчитал Пьер верно: потрясенный рассказом стражников, Федор Иванович выделил еще двух человек для дежурства в сенях перед дверью Пьера, приказал выставить у ворот ночную охрану и каждый час дозором ходить вокруг палат.
Конец ознакомительного фрагмента.