Доверие контролера
Шрифт:
Заметил рядом в траве что -то белое, нагнулся – да это же «айфон»! Итак, сегодня пятница, двадцать девятое августа 2014 года, это что-же, прошёл год с момента, что я помню?
Зарядки мало совсем, пробежался по адресной книге – никого не знаю. Залез в фотки – так, я, снова я, я с каким -то парнем, одет в «Булат», а тот в «Берилле». Валы в руках, на фоне «Навары», опять я, только с той девчонкой, что якобы моя жена. Вот мы с ней на фоне чёрной «ауди», а номера-то российские, тридцать девятый регион. Это мне ничего не сказало, дальше на фотках незнакомые люди, многие с оружием. А вот следующий снимок очень любопытный – мы с Машей, в броне-костюмах, на фоне той же «Ауди», рядом стоит тушкан. Что за бред вообще? Интересная у меня жизнь была, вероятно, не зря память стёрли… Дальнейшие фотки ничего не прояснили, всё те же незнакомые рожи.
Зато просмотр видео неслабо меня озадачил, а было из всего два. На первом, самом свежем, мы с женой, какой -то тёткой, и мужиками, которых показывала вчера на своём мобильнике Маша. Пьём пиво в каком -то баре, сидим, обсуждаем цены на золото, ничего конкретного, ага, я назвал жену Дашей, небо зелёное, значит мы здесь, в этом мире. На втором видео Маша, лежит на траве в броне-костюме, а в груди дыра, мля, да я это во сне сегодня видел… Рядом с ней какой-то молодой парень, тоже мёртвый, у него рана вообще кошмарно выглядит. Следом из микроавтобуса вытаскивают меня, кто-то орёт:
– Что с Лёхой? – голос девичий, полный отчаяния, камера трясётся, её суют в карман, и дальше только звук. – Машка, она что, мертва?
– Живой он, только без чувств, скоро оклемается! – голос писклявый, почти фальцет. – а вот Маше с Пашей не повезло.
– Что случилось? На них напали зомби?
– Их снайпер обстрелял, Лёха его потом убил, и сам вырубился. Пипец полнейший! Эх, Машка… Лёшка с ума сойдёт, когда очнётся, он же себе не простит никогда…
Затем шелест, и запись кончается.
Сидел, полностью потерянный, голове туман, вообще какая-то чертовщина происходит… Машка что, выжила? Так когда она стала тут актрисой, за год, сняла кучу фильмов, а ведь тому видео год с копейками… Ничего не сходится, какое -то безумие, и о каких зомби была речь?
– Господин Воропаев, у меня привет от повстанческого движения! – слышал голос над ухом, аж подскочил от неожиданности. Около шезлонга стоял молодой парень с кейсом в руке, он потянул его мне и исчез, бросив на прощание:
– Мы не забываем своих друзей!
Какого хрена, я не чую его на радаре, соседей чую, а его нет, что – то тут не то. Положил кейс на шезлонг и открыл его. Ряды пачек местных баксов и пистолет, похож на «глок», такой же прямоугольный, взял ствол в руки, отсоединил магазин – в нём маленькие серебристые патроны.
– Господин Воропаев! – услышал я голос из громкоговорителя. – Вы окружены, сопротивляться бесполезно, вы на прицеле у снайпера! Положите оружие в чемодан, и отойдите десять шагов влево!
Вот попадалово, да меня, никак, подставили по полной!
Выполнил требования, отошёл в сторону.
– Лечь на землю, руки за голову!
Лёг на землю, и знакомо щёлкнули наручники на запястьях.
– Недолго погулял? – услышал я знакомый голос. – Я ж тебе обещал, что скоро увидимся!
– С тобой, Зеленцов, погуляешь, пёс ты конвойный! – ухмыльнулся я. – Ты ж меня подставил, сучара!
– А как ты хотел? – усмехнулся тот, и вопреки ожиданиям, никто не пнул меня в бочину, значит, и журналюг снимать захват позвал, вот ушлёпок… – Пакуйте…
Глава двенадцатая
На этот раз меня закинули в общую камеру. Дверь с лязгом захлопнулась за спиной, и в полутьме одинокой слабенькой лампочки на меня уставились три пары глаз. Помещение небольшое, шесть на четыре, два двухъярусных шконаря, с грязными матрацами, похоже, бананами здесь кормить не будут. Глянул под ноги, полотенца нет, шагнул вперёд.
– Кто смотрящий за хатой? – спросил у сидельцев. Те переглянулись меж собой, пожали плечами, и вновь уставились на меня.
– Что? – переспросил тщедушного вида старикан в пальто на голое тело, штаны в заплатах и в сандалиях на грязных ногах. Ему больше подходил образ грустного собиральщика пустых пивных бутылок вокруг вокзалов, чем тоскливый антураж тюремной камеры.
Остальная парочка зэков выглядит куда приличней – высокий и худой мужик лет сорока, в некогда дорогом костюме, сейчас тот помят и затёрт, нос рубильником, и огромная плешь на голове, а вокруг длинные кудрявые волосы, интеллигентный взгляд с некоторой опаской. Сидит на верхней шконке, обхватив руками коленки и смотрит на меня.
Под ним развалился на матрасе здоровый детина с наглой мордой, в голубой полосатой жилетке, и жёлтых брюках клёш, как я успел заметить, такой коленкор весьма популярен у местных горожан, вероятно, под цвет их понтовых тачек… И во взгляде этого мордоворота явно увидел, что я следующая мишень для его издевательств, чего допускать было нельзя.
– Кто, кто, дед Пихто! – ответил я. – Главный кто тут?
– Да тебе какое дело, кто здесь главный, это точно не ты! – по пидорски, нараспев, как и все местные, ответил мордоворот, и сплюнул в мою сторону. Этот акцент проскакивал даже у брутального басистого Зеленцова, и к такому точно хрен привыкнешь.
– Значит ты? – по борзому рявкнул на него я. – Всё, я теперь тут папа! Если есть несогласные, лучше сразу предъявляйте!
– Я несогласный! – подскочил со шконки мордоворот, и сходу получивший прямой в челюсть, и левым боковым в ухо. Схватил его за голову, и добавил пару раз коленкой, затем отскочил, а здоровяк рухнул на коленки, кровь с разбитого носа брызнула на бетон пола. Намеревался пробить «пенальти» его лобастой головой, но тот поднял руку в верх, мол, хватит.
– Ну чё? Кто тут главный? – повторил вопрос.