Доверься, он твой
Шрифт:
Что-то в голосе Вадима подсказало Микульцеву – нет, не догадывается, и он с долей ехидства, которому темнота придала особенный, ядовитый, оттенок, бросил:
– Да неужели?
– В коробках было по двадцать восемь сигар, – торопился Вадим. – Разрешено вывозить только двадцать шесть. Вы меня подставили. У меня, тогдашнего стажера, могли быть неприятности.
– О-ох, дорогой вы мой! – взревел Дмитрий Сергеевич. – Если бы вы знали, как я вас подставил на самом деле! У вас могли быть неприятности на всю жизнь!
Вадим обмяк, но усилием воли вернул мышцам прежнюю
– Вы привезли мне мой первоначальный капитал, – услышал он тихий голос хозяина клуба.
– Вот как? – не повышая голоса, спросил Вадим.
– Да. Я понимал, что делаю. Но я был уверен, что вы не попадетесь. Я не ошибся.
Вадим молча затянулся, маслянистый вкус сигары умягчал небо. Он поднял бокал, глотнул ром. Спрашивать, что было в коробках? Зачем? Там было то, что принесло этому человеку деньги. Большие. Это ясно. Разбираться с теми, кто просил его положить в багаж с оборудованием посылку, столько лет спустя? Выходит, все эти годы Дмитрий Сергеевич зрел? Но почему?
Он не спросил, он понимал, что Дмитрий Сергеевич пригласил его в темноту не для диалога, а для монолога.
– Неожиданно, верно? – услышал он голос. – Я сам не знаю, почему не смог отделаться от чувства вины. Я боролся с собой. Но не выдержал. Издержки воспитания, это от матери. Она умерла, когда отец оставил ее... Я тогда понял, почему мужчины в возрасте меняют жен на молодых. Они боятся умереть в одиночку. Что ж, как говорят, мужик до сорока лет – парень. До ста лет – жених, слышали?
Вадим покачал головой, но снова напомнил себе, что он в темноте. Подал голос:
– В моем роду такой мудрости не знали.
– Вы из ученых, я знаю.
– Мой прадед был биологом, дед тоже, – сказал Вадим. – Мы два века живем в Замоскворечье.
– Сейчас там дорого поселиться, – заметил Дмитрий Сергеевич. – Заманчивое место. Но я не о том. Мы говорили о новых браках. Когда жена молодая, есть шанс, что она закроет тебе глаза на смертном одре.
«Какая глубокая мысль», – с раздражением подумал Вадим.
– Неглубокая, но мысль, – услышал он и удивился. – Мужчиной в этом случае движет не любовь, а страх. Я бы не хотел, чтобы моя дочь когда-нибудь попалась на этом, перепутала любовь и страх. Я бы объяснил ей разницу.
– У вас есть дочь?
– Да, от одной из моих жен, правда, бывших. Это ее родственник попросил вас отвезти посылку для меня.
– Посольский работник, – напомнил Вадим.
– Так, мелкий служащий. Но у меня есть и сын. Я все оставлю ему. Как говорили мои предки, пусть лучше будет один богатый, чем шесть пролетариев. – Он засмеялся. – Я не хочу делить на всех, чтобы они распылили то, что у меня есть. А дочь получила деньги на образование, я ее выучил и дал деньги на свой маленький бизнес.
– Интересно, – подал голос Вадим.
– Но и это я сделал из чувства вины.
– Вот как?
– Вины перед деньгами. – Микульцев засмеялся. – Если они попадут в бестолковые руки, то пропадут.
Вадим
– Вам нравится ход моих мыслей? – тихо спросил Дмитрий Сергеевич.
– Любопытно, – коротко ответил Вадим.
– Я говорю вам об этом, потому что вы все-таки наш человек.
– То есть? – спросил Вадим с любопытством.
– Мы оба выросли не на гидропонике, – фыркнул Микульцев. – Так говорил мудрый дядюшка моей самой любимой женщины. Давно, правда.
Вадим засмеялся.
– Что вы имеете в виду?
– Пробовали помидоры, выращенные на камнях и воде? Красивые снаружи, похожие на помидоры. Только внутри почти никакой плоти и никакого вкуса во рту. А те, которые выросли на земле, под солнцем, настоящие. Вы знаете своих предков, я тоже.
Вадим не ответил.
Сигары отгорели одновременно у Микульцева и у Вадима.
– Ну вот, ровно сорок девять минут и пятьдесят шесть секунд. – Дмитрий Сергеевич смотрел на светящийся циферблат часов. – Надеюсь, было интересно. А мне – большое облегчение. Да, похвастаюсь, я взял в лизинг три самолета. На выгодных условиях. Знаете, что такое лизинг?
– Слышал, – ответил Вадим.
– Лизинг бывает разный, мой – самый удачный, – хвастался Дмитрий Сергеевич. – Авансовый платеж – двадцать процентов от цены самолетов. Срок выплаты – десять лет. Я нашел и самолеты, и даже менеджера вывез из-за границы. Я рассказываю об этом, чтобы вы, Вадим, знали: если что-то нужно – без смущения. Мне будет только приятно.
Свет зажегся. Они молча смотрели друг на друга. Потом Дмитрий Сергеевич протянул руку. Вадим, секунду помедлив, подал свою.
– Знаете, Вадим, я сделал странный вывод, успех – это начало конца. И чтобы конец этот не наступил слишком скоро, поскольку успех преследовал меня еще до рождения, я пробую себя на разных полях. Прошу вас в любое время на любое поле. Надеюсь, вы поняли, что все искренне. И еще – возьмите вот это. Давайте вашу руку.
Вадим протянул. На ладонь лег крошечный веер. Он был украшен золотыми птицами.
– Интарсия, – сказал Микульцев. – Золотые нити вбиты в дамасскую сталь. Веер – мой знак. А эта вещица не просто игрушка.
Вадим рассматривал то, что дал ему Микульцев.
– Это мобильный телефон, специальный. По моему дизайну и заказу. Я даю их тем, кому я необходим, – говорил он, внимательно наблюдая за Вадимом.
Вадим усмехнулся и подумал: «А не тем ли, кто вам необходим, Дмитрий Сергеевич?» Но оставил эту мысль при себе.
– Здесь заложен только один номер, мой. Вы отыщете меня всюду, когда только я могу стать вашим спасителем. Понимаете?
Вадим улыбнулся:
– Я тронут.
Вадим вышел из клуба, ему не хотелось идти в метро. Может быть, потому что в вагонах слишком густое чувство вины? А чтобы признаться в ней, мало у кого хватит духу?
Частник на «десятке» остановился перед ним, едва Вадим поднял руку. Он сел в машину, назвал адрес и закрыл глаза. Почувствовал, что голова слегка кружится. От табака и от рома? Или от разговора в темноте? А Дмитрий Сергеевич прав: ты выходишь из темноты другим.