Доверься, он твой
Шрифт:
Ксения Демьяновна слушала, как с рассветом менялись звуки. В деревне, потом под окном. Гремели фляги – привезли с фермы молоко. Потом запахло хлебом – пекли булочки к завтраку. А когда совсем рассвело, Ксения поняла, что должна сделать.
Не-ет, у нее с мозгами все в полном порядке, даже, может быть, в гораздо большем, чем у тех, кто считает себя абсолютно здоровым. Сенильные бляшки, говорите, доктор? Это они тормозят разум? Может, и тормозят, у кого ума мало.
А если это так, не пора ли кое-кого потревожить? У кого с
Ксения Демьяновна улыбнулась, вспоминая о прошлом лете. Конечно, решение пришло не спонтанно, не в тот момент, когда она спустила ноги с кровати, взяла мобильник из тумбочки и вышла из Дома. Она обдумала все, до мелочей. Построила точный план, чтобы ее Вечный Друг ничего не упустил.
И он, похоже, все делает так, как надо.
Они давно не говорили, но, услышав ее голос, он не удивился.
– Привет, Вечный Друг.
– А я только что собирался набрать твой номер, – услышала Ксения Демьяновна. Усмехнулась. Черт лукавый. – Да не ухмыляйся, не надо.
– Я улыбаюсь. От удовольствия, – сказала она.
– Да неужели! – воскликнул он. – А вообще-то так и должна – сиять от радости. Что заброшенный тобой Вечный Друг все еще жив.
– Я на самом деле рада, – сказала Ксения Демьяновна. – Ты не мог не заметить, что я появляюсь всегда вовремя. Когда нужна тебе.
– Сама не знаешь, как вовремя и как нужна. – Он вздохнул. Голос то рокотал, то снижался до шепота, хотя слов сказано немного. Он всегда умел играть интонацией.
– Знаю, – отозвалась она.
– Ты помнишь, какая дата приближается? – спросил он. – Роковой рубеж, если говорить точно.
– Да, – сказала она. – Восемнадцать.
– Как мы поступим? – спросил он. По дыханию, точнее, по тому, что его не было слышно, она догадалась: насторожился.
– Как поступим? – повторила она.
– Кстати, ты где сейчас? – перебил он ее.
– Для данного события это не важно, – ответила Ксения, поигрывая чехлом от мобильника. На нем, как всегда, болтался крошечный веер. Вещица, которую можно принять за брелок. На самом деле это был мобильник для немедленной связи с Вечным Другом. Однажды он настоял, чтобы она взяла его.
– Ладно, – сказал он. – Главное, ты сама догадалась мне позвонить. Обнадеживает.
– Вообще-то я звоню тебе по другой причине. То есть в какой-то мере и по этой. Но главное – не она.
– Говори. Я сделаю все, ты знаешь.
– Нужен муж, – сказала Ксения Демьяновна ровным голосом.
– Давно готов, – быстро ответил он.
– Ты не годишься, – рассмеялась она.
– До сих пор? – Нарочито шумный вздох.
– Я не гожусь. И никогда не годилась на роль жены. По крайней мере твоей, мой Вечный Друг. Но если серьезно, ты можешь меня выслушать?
– А ты как думаешь?
– Думаю, – сказала она.
– Мы можем встретиться?
– Нет, – ответила
– Ладно. Говори, какой нужен.
Она рассмеялась, но иначе. Облегченно.
– Надежный. Верный. Понимающий и любящий.
– Гм... – ответил он односложно.
– Да есть, есть такие, – с несвойственной ей горячностью настаивала Ксения Демьяновна.
Они говорили недолго: она давно научилась формулировать мысли, а он – понимать ее с полуслова.
– А еще что? – спросил он.
– Думаешь, этого мало?
– При твоем размахе – сущий мизер. Говори, что еще.
– Тогда... Нужен успех.
– Неслабо, – фыркнул он.
– Да нет, – сказала она. – Успех подготовлен, его нужно об-ра-мить. – Она засмеялась.
– Принято. Мне нравится, как ты говоришь. Ты не изменилась.
«А вот тут ты ошибаешься, мой Вечный Друг, – вздохнула Ксения, опуская аппарат в карман пижамы. – Изменилась, да еще как». Дело не в болезни, которая вытолкала ее из Москвы сюда, на берег еще робкой Камы – к самым истокам, а в том, что произошло в ее мозгах.
Да, в мозгах, даже не в голове, а именно в них. Кто бы мог подумать, что женщина во цвете лет, профессор-этнограф Ксения Демьяновна Улановская-Веселова, получит диагноз, который ставят ветхой старушонке! Душа не соглашалась. Неужели, думала Ксения, ее прегрешения так необъятны, что наказание за них столь сурово? А если на самом деле причина в том, что она виновата, тогда она должна искупить свою вину. Она знает, перед кем. Сначала перед Катериной.
Сейчас, мысленно вернувшись в прошлое лето, она испытывала что-то похожее на гордость за себя. Она кое-что сделала и была довольна собой. Предстояло довести до конца весь план. Кстати, исполнитель очень увлекся.
Она посмотрела на часы. Скоро полночь. Если все так, как она думает, то Катерине должны вот-вот позвонить – вчера, сегодня, завтра. А она позвонит ли сюда, встревоженная? Она поморщилась. Лишняя тревога, да... Но иначе не закрутятся колеса машины, которая примчит дочь к успеху. К нему теперь пешком не ходят, жизни не хватит. Времена Ломоносова прошли.
Наконец Ксения Демьяновна заснула.
Утром, у дверей в столовую, ее окликнула сестра Мария:
– Ксения, звонила дочь.
– Когда? – быстро спросила она.
– Когда вы поехали к куклам. Я сказала, что с тобой все хорошо.
Ксения кивнула:
– Благодарю, сестра.
5
Катерина сидела на диване, нажимала на кнопки пульта. На экране телевизора прыгала чужая жизнь. Люди, события, не имеющие к ней никакого отношения. Как и само занятие. Но в компьютер она не могла смотреть, опасаясь, что в тревоге нажмет не то и ей станет еще хуже.
Она пыталась отвлечься, успокоить себя. Конечно, если доктор Верхотин повез всю компанию в кукольный театр, то все не так плохо, в сотый раз твердила она себе.