Дойти до рассвета
Шрифт:
Дёмушкин молча смотрел в глаза каптёра, а в памяти всё стоял заходящийся в кашле Саня и расширяющееся ярко-алое пятно на повязке...
Ничего не поделаешь - так, наверное, будет всегда: кто-то ходит на "боевые", парится в засадах, кормит вшей в окопах и гробится в горящих колоннах; а кто-то другой, типа мрази Кушкалиева, будет спокойно греть задницу в штабах и на кухнях, в складах и каптёрках. Потом эти Кушкалиевы вернутся в Союз, звеня чужими наградами, и начнут потихоньку лезть в верха. Милиция, прокуратура, райкомы, комитеты комсомола и другие тёплые местечки... Они всегда будут желанными гостями на пионерских
– Бери кольцо, дарагой...
– неверно истолковал молчание Дёмушкина Кушкалиев.
– Не нравится - оставляй. На твой век караванов хватит, ещё добудешь...
Хряск!..
А-а, чёрт, старею... Раньше этим ударом доску ломал, а сейчас всего-навсего эту сволочь в дальний угол отправил, даже не "вырубил". Сидит, башкой слишком умной трясёт. А это ещё что?.. Бутылку нашёл... Боковиной о кровать - "розочка" вышла... Ну, давай, покажи, чему тебя друзья-"особисты" научили...
Ещё через десяток секунд геройский каптёр корчился на полу, а Дёмушкин, покручивая в руке "розочку", наблюдал за ним с холодным любопытством. Потом присел рядом:
– Ещё минута - и жертвой душманского нападения станешь, понял?
– Понял...
– прохрипел Кушкалиев и с усилием сел.
– Зря ты так, Дёма, ай зря...
– Тридцать секунд...
– напомнил Дёмушкин.
– Подавись!..
– Каптёр достал из внутреннего кармана куртки тускло сверкнувший золотой перстень, бросил на пол.
– Всё равно не сохранишь...
Дёмушкин, не отвечая, вытер кольцо о рукав и, полюбовавшись блеском, молча сунул его в карман. Он был уже на выходе, когда сзади раздалось: "Не спеши, дарагой..."
– Ну, чего ещё?
– Дёмушкин обернулся.
– Ты его в Союз не провезёшь...
– Кушкалиев с трудом поднялся.
– Отдай его мне, патом в Союзе харошие дэнги сдэлаем... Там у меня брат Хаким, юрист...
– Знаю...
– оборвал каптёра Дёмушкин.
– "Брат Хаким скоро прокурором станет"...
– Нехорошо шутишь, Дёма...
– Какие шутки...
– Дёмушкин откинул полог палатки.
– Если он такая же гнида, как ты, - хреноватая жизнь в Союзе начнётся...
* * *
Через пару дней появился следователь военной прокуратуры и начались выматывающие душу вопросы, сводящиеся к фактам грабежа мирного афганского населения военнослужащими Рябцевым и Дёмушкиным. Потом была гауптвахта, где Дёмушкин успел смириться с перспективой тюряги, передавить массу клопов и перегрызться с парочкой "дембелей" из ОБМО4. "Дембеля" "парились" за сплавляемую "бачам" солярку и бензин, грустили о грядущих перспективах и яростно поносили своего замполита, проворачивающего такие дела почти что легально. Себя "дембеля" считали людьми деловыми и снисходительно жалели дурака Дёмушкина, влипнувшего, по их авторитетному мнению, из-за ерунды. Дёмушкин же вслух определял "дембелей" как "чмырей" и "крыс", чем и вызвал их пару раз на драку. Отлупив "коммерсантов", Дёмушкин малость поостыл и грядущую тюрягу начал воспринимать вполне философски. Но его думы были
С минуту он обалдело разглядывал захлопнувшуюся дверь, и перевел взгляд на афганское небо, которое показалось ему прекрасно-безмятежным. Так и стоял, пока знакомый голос не поприветствовал: "Явился, сукин кот..."
В ответ Дёмушкин блаженно улыбнулся и уставился на грешную землю. На земле присутствовал битый службой бэтр с бортовым номером "078", на броне которого восседал в любимой позе - опёршись на башню, - самый лучший прапорщик в мире по фамилии Лямин! На Панджшере Виталю зацепило, и некоторое время его в батальоне не было. Но сейчас он торчал на броне, живой и невредимый, и лишь повязка, белеющая из-под куртки, напоминала о нашей недавней одиссее...
– Здравия желаю, товарищ прапорщик...
– Вольно... Гляди, Дёмушкин, до чего благотворно "губа" действует даже Устав припомнил...
– Я уже думал - звиздец полный...
– честно признался Дёмушкин, забираясь на броню.
– Правильно думал, рядовой...
– философски отозвался прапорщик и, перехватив взгляд Дёмушкина, добавил: - Да-да, рядовой... И, считай, легко отделался, что только лычки потерял...
– Да чёрт с ними, с лычками!..
– Дёмушкин провёл ладонью по шероховатой броне.
– Никто ничего не подтвердил - вот в чём тебе повезло...
– сказал Лямин, глядя куда-то вдаль.
– Никто?
– опешил Дёмушкин.
– А этот?..
– Закуривай...
– перебил прапорщик, протягивая сигарету.
– Туго с куревом-то?
– Туго... А всё-таки?..
– Потери у нас...
– объяснил прапорщик, чиркая зажигалкой. Оба затянулись, и Лямин, пыхнув дымком, продолжил: - Наш каптёр на базаре продукты закупал, из толпы кто-то пальнул... Короче, в голову, сразу наповал...
Дёмушкин долго молчал, переваривая услышанное, потом в две затяжки прикончил сигарету: "Вот как бывает..."
– Бывает...
– согласился Лямин, по-прежнему глядя в сторону. Пуля-дура, откуда и куда летит - неведомо...
– Спасибо, командир...
– тихо сказал Дёмушкин и выбросил обжигающий пальцы "бычок".
– Вовек не забуду...
– За что спасибо?
– удивился Лямин.
– С "губы" тебя забрать - так это майор распорядился...
– и, переведя взгляд на Дёмушкина, сказал с нажимом: А больше - не за что. Понял, рядовой?..
Всю дорогу до расположения батальона Дёмушкин глядел на щербатую ленту "бетонки". И молчал. Молчал и прапорщик, лишь на подъезде к КПП обернулся к Дёмушкину:
– Заменщик мне пришёл, Дёма, уезжаю завтра... Ты смотри, дров не наломай больше... Второй раз уже не вытащат...
– Понял...
– разлепил губы Дёмушкин и снова умолк.
А что говорить? Дай бог самому всё как-то осмыслить. Слова и эмоции это потом. А пока - служба продолжается, всё как обычно. Погибших на Панджшере ребят похоронят дома с почестями, как и гниду Кушкалиева, брательник которого всё же станет прокурором... Сын Сани Рябцева уже никогда не увидит отца, а далёкой неизвестной Ирине кольцо на палец наденет кто-то другой... Стоп, кольцо! Кольцо он всё-таки доставит адресату, только бы дожить...