Доза войны
Шрифт:
— Разулись и разбили аккумулятор, поэтому задержались…
— Чего не доложил?
— Заглохли, голосом не доораться, а станция без АКБ — груда железа.
— У тебя руки в крови, зацепило? Где?
— Духам не понравилось, что не дали колонну потрепать, решили на нас отыграться. Царапина…
— Остальные целы?
— Вроде да…
— Пойду, доложу комбату, а то с него замкомдив шкуру из-за вас спускает.
Бойцы почувствовали, что мне готовится ведёрная клизма с патефонными иголками, мышками сидели под бронёй и переваривали услышанное.
— К машине, — скомандовал я, — оружие к осмотру!!!
— Товарищ старший лейтенант, — обратился ко мне сержант Прохоров, — сходите, пусть перевяжут… Я сам всё проверю…
Рука под жгутом посинела, боль сильно давила на психику и я счёл предложение Проши не лишённым смысла. Тем более, что до заставы было не больше трёх сотен метров.
Когда через пятнадцать минут перевязанный и с дозой промидола в крови я бодрячком вернулся ко взводу, картина была непонятная и малоприятная. Бойцы стояли перед чужим майором ободранные, грязные, потерянные и без головных уборов, перед ними лежали распотрошённые десантные рюкзаки, все карманы на обмундировании были вывернуты наизнанку. Бледный Прохоров играл желваками и, казалось, с трудом сдерживал слёзы. Волна стыда и бешенства ударила мне в голову.
— Товарищ майор, что здесь происходит?
— Вы кто, командир этого взвода? Становитесь в строй!
— Может, мне и карманы прикажите вывернуть? Что вы делаете? Эти бойцы чудом от смерти ушли, а вы их вместо спасибо…
— Спокойней, старлей…
— Вы, товарищ майор, слова выбирайте. Я гвардии старший лейтенант и попрошу ко мне обращаться в соответствии с уставом.
В это время из десантного люка выпрыгнул незнакомый капитан и сказал майору одну фразу:
— Ничего…
— А что вы искали, товарищ капитан? Бакшиши? Так они вот! Наши главные бакшиши — это целые дублёнки. Хотя вам этого не понять… Мы можем быть свободны, товарищ, майор?
— Я доложу, товарищ старший лейтенант, о вашем поведении.
— А что вы ещё(!) можете, товарищ майор?
Я демонстративно встал между экипажем и майором и, словно забыв о его существовании, скомандовал:
— Заправиться! Имущество в РД. Ефрейтор Греков, найдите зампотеха и доложите про аккумулятор. Сержант Прохоров, людей во взвод. Оружие залить смазкой и готовиться к ужину. Разойдись!
Сам, не глядя на застывшего майора, пошёл искать ротного.
Ночь властно входила в свои права и накрывала место ночёвки плотным одеялом…
— Ну, что с крещением тебя боевым, Игорь Борисович, — сказал комбат после того, как меня повторно перестал мучить доктор, дипломированный живодёр с красным крестом на сумке и холодными глазами убийцы. Лезет, зараза, какой-то хренью прямо в рану. Легче от духов ещё одну дырку получить, чем ещё раз на такую перевязку. — Ты как себя чувствуешь, бледный какой-то.
— Я читал, товарищ майор, что когда делают операцию без наркоза, так хотя бы спирту дают глотнуть…
— …или колотушкой по темени, чтобы пока без сознания, болевой шок не схватил. Раскатал губищу, на каждую царапину спирт зря переводить, — вставил своё слово капитан медицинской службы Кисленко.
— Добрый ты наш, главное милосердный и экономный. Доставай, мля, сэкономленный спирт и глюкозу. Дивов прав…
В это время в штаб вошли замполит батальона и командир роты. Взгляд замполита был такой, словно он видел меня в первый раз. Что на этот раз не так?
Однако он обратился к комбату:
— Иван Геннадьевич, даже не знаю, как доложить. ЧП не ЧП, но неуставщина — факт. Прохоров отхерачил сержанта Барашкина…
— Когда успел?
— Сразу по приходу в палатку.
— Так они одного призыва и вроде корешились.
Волна стыда, огорчения и злости одновременно захлестнула меня:
— Товарищ майор, разрешите я…
— Вы не спешите, товарищ гвардии(!) старший лейтенант, я ещё не закончил.
Меня резануло его ударение на гвардии, и с этой секунды я уже ничего хорошего не ждал. И снова этот изучающий взгляд.
— Разрешите, я доложу, товарищ майор, — попросил ротный. Я случайно рядом с палаткой был, и разговор весь слышал.
— Давай, Юрий Дмитриевич.
— Так вот, перед сегодняшней проводкой Барашкин сослался на живот и остался на базе. Понятно, «дед на сохранении». Когда вошёл Прохор, тот съязвил на тему, мол, как, успешно прокатился за орденом. Прохор промолчал. Потом проехался, что-то про его рожу. В ответ ни звука. Тогда тот спросил, как вёл себя этот «шакаленок Мудилов», — при этих словах ротный покосился в мою сторону. — Дальше я слышал только удары и вопль Барашкина. Когда оттащили Прохорова, он почти в истерике кричал: «Запомни, сука, он гвардии старший лейтенант! Он нам жизнь сегодня спас, ты понял, тварь!?»
В штабе воцарилось гробовое молчание. Дело в том, что не позже, чем вчера именно от Прохора я слышал в спину злобное шипение «Дивов — Мудилов», после того, как на глазах всего гарнизона заставил вернуться и нормально поприветствовать старшего по воинскому званию. Знаю, как это западло — заслуженным ветеранам саурской революции, пролившим не один мешок крови, за неделю до дому, отдавать честь, да ещё не кому-нибудь, а не нюхавшим пороху новичку. Сделал вид, что не слышал. Но было…
Теперь на меня взглядом замполита уставился ещё и комбат с доком.
— Ещё Прохор пообещал порвать любого, кто тронет Грекова или Павлова, — нарушил тишину замполит. — Про Грекова вообще без приставки «красавчик» не говорит. Там в вашу палатку, — снова взгляд в мою сторону, — полроты набилось послушать.
— Слушай, комиссар, а мне такая неуставщина нравится, — сказал комбат.
— Мне, честно говоря, тоже. Держи пять, гвардии старший лейтенант! — замполит улыбнулся и протянул руку.
— Так вы меня перебили, я хотел Игоря Борисовича поздравить с боевым крещением. Поужинаешь сегодня с нами, заодно расскажешь, как было дело.