Дожать Россию! Как осуществлялась Доктрина
Шрифт:
Восстание 17 июня 1953 года в Берлине
За предательством Гайера последовала волна новых арестов в советской зоне. Позднее было доказано, что большая часть арестованных в ходе этой операции не имела ничего общего ни с нашей организацией, ни с какой-либо другой западной разведывательной службой. Они просто не пользовались доверием восточногерманских властей, и этого было достаточно, чтобы заключить их под стражу в ходе проводившейся репрессивной акции. Опубликованная фантастическая цифра – несколько сот арестованных шпионов – позволяла любому здравомыслящему человеку сделать вывод, что это – лживый пропагандистский маневр. А для специалиста эти данные свидетельствовали о том, что дело здесь идет о грубой фальсификации, так как Гайер в действительности мог знать
Вряд ли нужно много распространяться о том, что я и мои ближайшие сотрудники приняли энергичные меры, чтобы в дальнейшем обезопасить себя от таких предательств, какое совершил Гайер. Скажу лишь о том, что мне пришлось ужесточить требования, чтобы в случае провалов, неизбежных при большом числе задействованных сотрудников и агентов, исключить распространение их последствий на другие подразделения. Наряду с этим были спешно проведены профилактические мероприятия, чтобы оперативный персонал нашей службы не пострадал от акций ведомства Вольвебера.
Несмотря на провалы – они, повторяю, неизбежны, – наша деятельность по сбору разведывательной информации значительно усилилась. Вот тогда-то Вольвебер нанес нам второй удар. В ночь с 13-го на 14 ноября 1953 года руководитель еще одного оперативного подразделения, занимавшегося налаживанием связи между агентурой и нашей штаб-квартирой, майор в отставке Вернер Хаазе подвергся нападению группы сотрудников госбезопасности ГДР. Его скрутили на территории Западного Берлина недалеко от секторальной границы и насильственно увезли в восточную часть города. Однако, в отличие от предателя Гайера, слабовольного человека, который сразу пошел на сотрудничество с противником, Хаазе держался стойко. А ему было что рассказать. Незадолго до похищения он получил задание обследовать водный канал, по которому шла граница между западным и восточным сектором города, чтобы определить возможность прокладки по его дну телефонного кабеля. Если бы это удалось, то мы установили бы надежную, а главное – оперативную связь с нашими агентами в Восточном Берлине. Необходимость в ставшей очень опасной курьерской связи тогда практически отпала бы.
Хаазе горячо взялся за дело и провел подготовительную работу. Мы специально предупредили его: нельзя проводить рискованную операцию по прокладке кабеля без нашего разрешения. Но майор так увлекся, что решил пренебречь нашим указанием, хотя знал о предательстве Гайера и о дополнительно принятых мерах безопасности после провала. Под покровом темноты Хаазе решился на свой собственный страх и риск проложить кабель и без нашего разрешения. Майор был уверен в том, что дело у него выгорит, а там – победителей не судят. Так вот: он перебросил телефонный кабель через канал с помощью игрушечного кораблика. Ему помогал наш агент из Восточного Берлина, который, как это выяснилось позднее, некоторое время тому назад явился с повинной в ведомство Вольвебера и, получив амнистию, был перевербован. Он-то и выдал нашего не в меру честолюбивого сотрудника.
На показательном судебном процессе 21 декабря 1953 года Хаазе приговорили к пожизненному заключению. На следствии и в суде его вынудили дать кое-какие признательные показания. Однако он ухитрился сформулировать их так, что противник по многим эпизодам был введен в заблуждение. После больших усилий нам удалось обменять Хаазе в начале 1957 года на провалившегося в ФРГ агента противника…
В конце ноября 1953 года восточногерманская печать и радиостанция «Дойчландзендер» опубликовали «протокол допроса» якобы недавно арестованного «геленовского агента» Вольфганга Хеэра. Он действительно работал на организацию в Западном Берлине, но исчез при таинственных обстоятельствах еще в феврале 1953 года. Мы считали, что его похитили сотрудники восточнозональной службы госбезопасности. По этой версии, кто-то из контактов Хеэра пригласил его в один из солидных западноберлинских ресторанов, подсыпал в подходящий момент изрядную дозу снотворного в его бокал, а затем увез «подвыпившего» в бессознательном состоянии. Эту версию нам подбросили, чтобы ввести в заблуждение. И она выглядела вполне правдоподобной: во многих случаях наши противники действовали именно таким образом. Например, советской секретной службе при содействии ведомства Вольвебера в апреле 1954 года удалось вывезти из Западного Берлина завернутого в ковер одного из руководителей русской эмигрантской организации НТС доктора Александра Трухновича.
Нам удалось в конце концов установить, что Хеэра никто не похищал. Его вызвали в Восточный Берлин настоящие хозяева из ведомства государственной безопасности и оставили там. Дело в том, что он был не только нашим агентом, но и секретным сотрудником Вольвебера и служил больше последнему, чем нам. Случай не такой уж редкий в разведке. Восточноберлинские хозяева посчитали, что над их агентом-двойником нависла угроза разоблачения. Вот они и вывели его из игры. Вместе с тем наши противники решили выжать из Хеэра все, что можно. Так родилась задумка использовать агента-двойника в качестве «главного свидетеля» против нашей службы. Девять месяцев Хеэр выступал с «разоблачениями», но они вызвали недоверие не только в правящих кругах ФРГ и стран Запада, но и у общественности свободного мира. Почему? Да потому, что показания мнимого перебежчика были состряпаны грубо и неправдоподобно. Помощники Вольвебера допустили много просчетов.
Так, Хеэр обвинил нашу организацию в том, что она будто бы занимается разведывательной деятельностью против Франции, ведет наблюдение за крупными французскими политиками, военными, деловыми людьми и имеет разветвленную сеть в Сааре.
Столь явная чушь бросила тень недоверия на другие свидетельства двойного агента.
Вольвебер уговорил своих польских коллег провести в Штеттине (в Польше его называют «Щецин») показательный судебный процесс по делу трех агентов нашей организации, арестованных за Одером. Схватили их уже давно, но процесс начался только в декабре 1953 года, так как Вольвебер хотел приурочить его к своим акциям против службы Гелена.
На суде нам было предъявлено обвинение в расширении «преступной деятельности» в странах народной демократии. Более того, нам инкриминировали проведение диверсий, прежде всего в морских портах. На самом же деле наши провалившиеся агенты занимались только сбором разведывательной информации и к диверсионным операциям никакого отношения не имели.
Вольвеберу и его подручным становилось все труднее организовывать акции против нас. В конце ноября 1953 года ему стало ясно, что кампания по компрометации и развалу «Организации Гелена» стала давать сбои. Тогда он решился на необычный шаг: назначил премию в размере одного миллиона марок ГДР тому, кто представит меня живым или мертвым в любое учреждение его службы. Это решение можно было однозначно расценить как жест отчаяния. Добавлю, что за головы других руководителей организации также посулили немалые денежные суммы. Но из этого ничего не получилось.
Глубокий анализ полученной нами информации о деятельности ведомства Вольвебера позволил нам сделать вывод: все акции против нас планировались и совершались для того, чтобы помочь Советам сорвать запланированную на январь 1954 года конференцию министров иностранных дел четырех держав – США, Англии, Франции и СССР – в Берлине.
В декабре 1953 года в печати и по радио прошли публикации о структуре службы Гелена, личном составе и операциях, что само по себе было не совсем обычным явлением и могло объясняться только политическими целями, которые преследовали советские акции. Дело в том, что Вольвебер, распорядившись о публикации крупномасштабных «разоблачительных» материалов, нарушил один из неписаных законов любой разведывательной службы – сохранять в тайне данные, полученные о других разведорганизациях, чтобы не побудить противника применять меры к изменению структуры его разведки и созданию других прикрытий для маскировки разведывательного персонала.
11 декабря 1953 года зональная радиостанция «Дойчланд-зендер» обвинила в своей передаче федерального канцлера доктора Аденауэра в подготовке к срыву Берлинской конференции министров внутренних дел. Одновременно Советы предприняли шаги, чтобы изобразить западные разведывательные службы как подрывные организации, угрожающие миру.
Как раз в разгар этой разведывательно-пропагандистской кампании нашей службе удалось добиться значительного успеха. Наша оперативная группа добыла в советском посольстве в Восточном Берлине оригинал изданной на русском языке «Белой книги». В хитроумно сработанной фальшивке содержался длинный перечень обвинений, выдвигавшихся против западных разведслужб. Ее должны были положить на стол переговоров четырех министров иностранных дел (Молотова, Даллеса, Идена и Бидо), заверив, что это – сборник проверенной доверительной информации. Главный выпад, как и следовало ожидать, был направлен против нашей организации. Она изображалась сомнительным объединением бывших сотрудников абвера и нацистской службы безопасности, весьма опасным для дела мира и демократии. Фальшивка, по замыслу ее авторов, должна была скомпрометировать нас в глазах западных участников конференции. Вновь нашей организации приписывалась проводимая в масштабе всей Европы шпионская, диверсионная и иная подрывная деятельность, которой, мол, давно пора положить конец. Наши противники в клеветническом запале упустили, что противоречат сами себе. Ведь Вольвебер громогласно объявил о том, что «Организация Гелена» разгромлена. А в «Белой книге» утверждалось, что мы не только существуем, но и активно действуем.