Дождь прольется вдруг и другие рассказы
Шрифт:
Вернувшись на центральную улицу, Джун и Фэй столкнулись с Мортоном, который нашел нечто вроде мини-маркета, где не было перерыва, и теперь размахивал своей добычей.
— Смотрите, что я надыбил! — сказал он, улыбаясь во весь рот и впервые с момента отъезда из Нью-Йорка испытывая положительные эмоции. Из белого пластикового мешка, раздувшегося от пакетов с молоком, банок пива и сигаретных пачек, он извлек ассорти «Келлог»: восемь маленьких пакетиков с различными хлопьями в одной упаковке.
— Хотите? — хрипло прошептал он с таким выражением, словно предлагал кокаин высшего качества.
— У нас же нет мисок, — заметила Джун.
— А нам и не нужно! — радостно сообщил Мортон, срывая целлофан с коробочек. — Я такие все время покупаю. Сами коробочки — они как бы вроде мисок. В картоне сделана… ну, эта самая…
Мортон ткнул пальцем в воздух, пытаясь объяснить, что он имеет в виду.
— Перфорация? — предположила Джун Лабуайе-Сук.
— Ага. Каждая маленькая коробочка — нечто вроде арт-манифеста. Декларация эстетики, отрицающей совместное питание за семейным столом. Это даже не утверждение антисоциальности, это… это…
— Утверждение субсоциальности?
— Нет, внесоциальности!
В порыве энтузиазма Мортон ткнул ручкой ложки в один из пакетиков, пытаясь обнаружить знакомую перфорацию.
— Вот черт! — в недоумении воскликнул он. — А дырочек-то и нету!
— Что ж, Мортон, — улыбнулась Джун Лабуайе-Сук, — мы в другой стране!
— Но, мать твою, кто им позволил менять упаковку! — огрызнулся Мортон.
— Возможно, шотландцам эта перфорация просто не нужна, — вмешалась в беседу Фэй.
Это предположение Мортон воспринял как личное оскорбление.
— Должны же существовать, — заявил он, — какие-то… эээ…
— Стандарты?
— Ага.
Совершенно упавший духом Мортон засунул пакетики с хлопьями обратно в мешок и поковылял прочь.
— Странно, почему у него при себе ложка, — удивилась Джун.
— Возможно, он растворяет в ней героин, — сказала Фэй.
Этот намек на пристрастие Мортона Краусса к наркотикам был, впрочем, незаслуженным, поскольку он не употреблял героин регулярно (по крайней мере, внутривенно) с начала восьмидесятых. Он всегда носил с собой ложку и консервный нож, потому что питал слабость к консервированным сосискам и к мороженому в стаканчиках. В любом случае, самон никогда не растворял героин в ложке: это делали за него другие, на чьи деньги героин обычно и покупался. Мортон, не брезговавший поколоться одним шприцем в ту эпоху, когда о СПИДе еще не слышали, а в плане секса всегда сходившийся с кем угодно и при любой возможности, тем не менее так и не подцепил вирус — к огромному огорчению барыг от искусства, которые скупали все работы Краусса в предвкушении его неминуемой смерти. В недавно опубликованном в одном арт-журнале интервью с Мортоном рядом с его фотографией красовалась подпись: «ВИЧ-позитивен? Знаете, я от природы негативен».
Мортон действительно был негативен от природы, и в Теине он нашел немало поводов проявить свой негативизм. В мини-маркете ему предложили купить миску за десять пенсов в благотворительном магазине при церкви Св. Дутуса и напрочь отказались вернуть деньги за хлопья; кроме того, они в жизни не слыхали о существовании шоколадок с начинкой из арахисового масла. Когда открылись другие магазины, выяснилось, что и там не могут удовлетворить запросов Мортона. Улицы были заполнены низенькими, полными женщинами в фиолетовых пуховиках, с младенцами и детишками постарше, и старухами, которые выглядели ничуть не лучше английской королевы в непогожий день. Потом Мортон наткнулся на кучку подростков, столпившихся возле местного заведения фаст-фуд, именовавшегося «Кафе Воланте», некоторое время крутился поблизости, но никто так и не предложил ему купить наркотиков. Вместо этого подростки жевали что-то жаренное в кляре, бледно-желтого цвета, и сходились в оценке некоего мистера Маклауда как «психанутого на всю катушку».
Когда художники встретились снова, Джун Лабуайе-Сук сообщила им плохую новость: международными электронными переводами банки Теина баловались нечасто, так что, вероятно, придется прождать не менее тридцати шести часов, прежде чем деньги придут. Прокат машин также отсутствовал. Ник Клайн, Джун Лабуайе-Сук и Геррит Планк, вместе взятые, имели достаточно денег для того, чтобы купить всей компании автобусные билеты до Инвернесса и оплатить ночлег в дешевой гостинице, но проблему авиаперелета обратно в Штаты это не решало. Вероятно, деньги из США можно было бы получить быстрее через Инвернесское отделение банка, но Джун, обрадованная тем, что наконец дозвонилась до своего агента, указала в качестве пункта получения Теин, а теперь телефон этого агента, Тины, снова находился в режиме автоответчика. Автоответчик же Гэйл Фреленг по-прежнему вежливо сообщал, что хозяйки нет в офисе, — ситуация по меньшей мере необычная.
Агент Геррита Планка, которому Геррит позвонил сам, отнесся к злоключениям своего клиента философски.
— Бывает, — только и сказал он.
— Раньше я ни о чем подобном не слышал, — возразил Геррит.
— О таких вещах обычно не пишут.
Далее агент предложил Территу, чтобы тот самостоятельно добрался до Глазго, где владелец одной галереи был ему должен три тысячи долларов, что соответствует приблизительно тысяче девятистам фунтам. Галерейщик мог из этих денег либо оплатить Герриту дорогу обратно в США, либо предоставить ему бесплатное жилье, может быть, даже студию. Через три недели сам агент будет в Амстердаме, где ему предстоит подготовить ретроспективу работ Планка. Геррит может сесть на паром и переправиться в Амстердам. Это позволит избежать лишних расходов.
У Фэй Барратт, после того как Дэйвид ее бросил, агента вообще не было, поэтому ей оставалось только уповать на милосердие ближних.
Имелся ли агент у Мортона Краусса, смогло бы разобраться, пожалуй, только правосудие, поскольку в настоящее время они с Кенигсбергом находились в состоянии судебной тяжбы, и встречный иск должен был рассматриваться только в ноябре.
— В общем, как ни посмотри, самое лучшее будет оставаться здесь, пока мой агент не вышлет нам денег, — заявила в конце своей речи Джун Лабуайе-Сук. — Я нашла на окраине города пансион, который предоставит четверым из нас два двухместных номера. Я напишу вам адрес. Хозяйку зовут миссис Макалистер. Она просила нас прийти не позже одиннадцати, потому что ее муж принимает снотворное, действие которого кончается как раз после полуночи. Еще она сказала, что собака у них тоже очень нервная.
— Секундочку, — вмешалась Фэй, — ты сказала «четверым». Это что означает, что один из нас останется на улице?
В мире представлений Фэй всегда присутствовал этот «один», разумеется, самый слабый и беспомощный из всех людей на земле, а именно сама Фэй Барратт. Самая ее известная картина, собственно, так и называлась: «Одна на улице», на ней была изображена мертвая женщина (утопленница?), лежащая в позе эмбриона внутри канализационного колодца.
— Геррит у нас предпочитает обходиться без гостиниц, — объяснила Джун. — А также без долгов. Он купил спальный мешок и хочет сказать нам всем «до свиданья».