Дождь прольется вдруг и другие рассказы

Придя домой, Франсис Стретерн увидела, что ее друг приготовил обед.

— Первый день на новой работе, — сказал он. — Я подумал, ты вернешься усталая.

Наши отношения зашли в тупик,напомнила себе Франсис, целуя его в губы. Сомнений нет.

Сомнения,

— Как дети? — спросил он.

Своих детей они не завели: не такой они были парой. Речь шла об учениках Ротерской начальной школы.

— Рано еще говорить, — ответила она.

Первым делом она дала им задание убрать класс. Поставить ботинки аккуратным рядком, повесить пальто на крючки. Книги разместить на полке по росту — от самых больших к самым маленьким. Как следует заточить карандаши.

Не то чтобы у нее был такой пунктик: просто, как профессионал, она знала, что детям самим нравится порядок. Она была новой учительницей, свалившейся как снег на голову. Требовалось заключить союз с классом — пусть дети покажут, какие они хорошие и способные, и в то же время поймут, что она здесь хозяйка.

Но главное — им нужно окунуться в ежедневную суматоху, почувствовать, что жизнь не стоит на месте.

— А теперь скажите: у всех есть ластики?

Защелкали и зашуршали пеналы, из которых вытряхивалось содержимое.

— Те, у кого ластик меньше этого, получат новый. — Улыбаясь, она показала классу огромные ластики фирмы «Фейбер и Кастеллз» — она всегда приносила на первый урок их целый пакет.

Дети быстро смекнули, что великолепным подарком никого не обделят, и класс оживился.

Краем глаза Франсис наблюдала за учительницей, которая рассматривала ее из дверей соседнего класса, — наверняка думает: и за что Франсис платят тройную зарплату?

— А теперь полистайте свои тетрадки и найдите страницу, где у вас самый красивый почерк. Когда выберете, положите тетрадки в раскрытом виде вон тут, на полу… Нет, не в кучу, а рядышком, чтобы мне было хорошо видно. Одну к другой, как кирпичики в стене. Но не сдвигайте их слишком близко друг к другу, оставьте маленький промежуток. Вот так… Посвободнее. Отлично… Отлично…

Франсис присела на корточки, давая детям понять, что они могут играть с ней на равных, при этом ее рост и юбка, раскинувшаяся пышным нимбом, подсказывали, что она не совсем такая, как они. Детский почерк сейчас ее мало интересовал, и все же она отметила, что откровенно неумелых каракулей нет ни у кого: Дженни Макшейн — ту, что вела ребят до прошлой недели, не назовешь плохой учительницей.

На следующее утро в класс явились двое детей, которые пропустили первый день. Хороший знак: наверное, мамы уже обсудили между собой новую учительницу.

Франсис прочла записки от родителей: у малышки Эмми расстроился желудок, малыш Сэм ходил к врачу. Но, скорее всего, виновником был страх, который мог стать неуправляемым, если бы детей и дальше держали дома. Она приветливо поздоровалась с Эмми и Сэмом, вручила им по ластику. Новенькие явно чувствовали себя не в своей тарелке, и Франсис подумала, что сочинение лучше отложить на завтра.

Ей тоже нужно было привыкать к своему новому дому на холме над деревней Ротери.

Раньше она занимала часть ветхого флигеля: облупленные стены, разнокалиберная мебель. Тем не менее, жилье ей нравилось. Когда-то здесь находилось отделение трудотерапии психиатрической больницы, но потом местный отдел здравоохранения выселил пациентов. Она обнаружила во флигеле много занятного: странную метку на стене, необычные хитрые заглушки на розетках, ивовую корзину для белья, сплетенную чьей-то нетвердой рукой.

А вот дом в Ротери был муниципальным — удобным, но абсолютно стандартным. Прежние жильцы — полицейский с женой — сохранили типовую обстановку в первозданной целостности, не считая разве что объявления «Разыскивается преступник», которое они повесили в туалете.

— Меня тошнит от этой безликости, — как-то пожаловалась она Нику.

— Ну… Хочешь, я что-нибудь переделаю? — предложил он. — Пока у меня есть время.

Он взял годичный отпуск перед защитой докторской и действительно имел много свободного времени, но Франсис так и не придумала, что бы ему поручить. Скорее, ей хотелось, чтобы переменился самНик.

— Пошли спать, — вздохнула она.

Следующим вечером она засиделась допоздна.

— Тебе еще долго работать? — спросил он, доставая постельное белье.

— Сколько надо.

Он спокойно относился к тому, что время от времени они спят порознь, — как, впрочем, и ко всему остальному. Чертов паинька. Нет чтобы схватить ее в охапку, отнести в спальню и изнасиловать! Это было бы глупо, да и некстати, потому что, черт возьми, надо читать сочинения: проштудировать одиннадцать работ и придумать одиннадцать «индивидуальных подходов», не говоря уже о том, что не лишне хоть немного поспать. И все-таки ей очень хотелось, чтобы он расстроил ее рабочие планы или хотя бы сделал такую попытку.

У нее на коленях лежали школьные сочинения на тему «Я, моя школа и моя учительница». К каждому она прикрепила фотографию, наиболее удачную из тех, что удалось найти в школьных стенгазетах с отчетами о вручениях наград, спортивных состязаниях и рождественских концертах.

Первое сочинение принадлежало Фионе Перри, белокурой девочке с аккуратными ушками, носившей мешковатые футболки.

«Наша школа называется Ротерская начальная. В ней три класса, в самом старшем учатся те, кому 6 или 7. И я там тоже учусь. Уроки у нас трудные. На будущий год я пойду в Мосс Бэнк Академий. Наша учительница говорит, что там-то самое интересное. Нашей учительницы больше нету в школе. Последний раз, когда я ее видела, она плакала, а после ушла домой. На другой день я заболела: отравилась (неправильной рыбой). Но моя лучшая подруга Рейчел говорит, что наша учительница в тот день потеряла голову и больше не вернется. У нас теперь новая учительница. Сейчас она читает мое сочинение. Это вы, миссис Стретерн!»

Франсис перевернула страницу — посмотреть, нет ли продолжения, но больше Фионе писать было нечего, и Франсис положила сочинение на диван оборотной стороной вверх. «Неправильной рыбой», — печально улыбнулась она. Из-за неправильной рыбы девочка отсутствовала как раз в тот роковой день. Вероятно, Фиона Перри пропустила уроки в среду совершенно случайно. Вечером ее родителям, как и родителям ее одноклассников, сообщили по телефону, что детям придется посидеть дома, пока миссис Макшейн не найдется замена. В сочинении Фиона пустила в ход свое обаяние, стараясь понравиться новой учительнице, а миссис Макшейн просто исчезла из ее юной жизни, словно стертая новым замечательным ластиком.