Дождь в наших сердцах
Шрифт:
— Ну… разумеется, Лаура. А что?
— Хочу узнать за первый день. Когда я подошла к тебе и вытащила с той толпы смешков… Могу задать вопрос?..
— Ну да! — повторила она. — Что тебя интересует?
— Что там делал Аарон?
Она замешкалась. И её взгляд забегал.
— В смысле?
— Просто… ладно… — выдыхаю я. — Аарон сказал мне, что он не задирал тебя вместе со всеми, а наоборот заступился, закрыв тебя собой. Сказал, что хотел помочь и вывести тебя оттуда. Но когда я вышла из толпы, мне казалось… точнее, я была почти уверена, что он главный задира. Расскажи мне,
Я боялась услышать не то, что мне нужно. Боялась услышать то, что Аарон окажется честным, а я дурой, которая сама всё выдумала и обвинила его ни в чём.
— Он сказал правду…
Мои глаза полезли на лоб. Ну нет… нет, нет, нет!
— То есть?
— То есть, всё было так, как он сказал. Он не задирал меня. Аарон правда хотел помочь. Но не успел.
— А почему ты раньше мне этого не сказала?! Например тогда, когда я стала орать на него!?
— Я не знаю… я была напугана и удивлена, и язык не поворачивался… а потом ты и не спрашивала…
— Боже, Элиза! — разочарованно застонала я, понимая, как сильно я облажалась. — Мне нужно найти Аарона. Какой сейчас урок у двенадцатого класса?
— Прямо сейчас?
— Да!
Я не понимала, почему хочу сказать ему именно сейчас… но меня уже было не остановить. Мы подбежали к стенду с расписанием и стали искать его класс. Физкультура. Отлично!
— Где она проходит? — спрашиваю я у Элизы.
— Пока еще тепло, то на улице.
— Пожалуйста, отмажь меня перед учительницей. Скажи, что я в медпункте, ладно?
— Да, конечно… удачи. И извини, что сразу не сказала…
— Спасибо, — улыбнулась я. — Ничего страшного. Все мы совершаем ошибки — это нормально.
Мои каблуки были не лучшей обувью для бега. Но я бежала. Боялась не успеть, хотя спешить, на самом деле, было некуда. Со стадиона он точно никуда не денется. Я бы добежала быстрее, если бы не рыжая кукла, вставшая передо мной почти на выходе из учреждения.
— Кимберли, прочь с дороги. Мне не до тебя.
— Нет, Лаура Хилл, ты задержишься. Потому что у меня есть одна интересная весточка про тебя. Я такое узнала… И, знаешь, я в последний раз предлагаю стать моей подругой. Если откажешься — беды не миновать.
Я слушала её вполуха, совершенно не вникая в слова. И, оттолкнув Ким в сторону, я прошла дальше на выход из школы. Сейчас мне было плевать. Я даже не зацепилась за её слова, решив, что она сказала очередной бред. Сейчас мне было важно сказать Аарону, что я узнала правду и попросить прощение за ложную клевету. Я бы могла забить на это большой и толстый, но я умею брать ответственность за сказанное и умею просить прощение, если в чём-то действительно была не права. Это не тяжело.
6 глава. Вопреки злости
Последние три месяца лета были для меня самыми тяжёлыми. Ночью первого июня моя мать, возвращаясь с другого города, попала в аварию. Скончалась на месте. Я помню крики Софи, помню её плач утром, когда отцу звонили с больницы, рассказывая о том, что мамы больше нет. У Софи случилась истерика… я бы даже сказал приступ. Она никого
Моё состояние в тот момент, когда папа сообщил это, было смешанным. Сначала я всё это отрицал, хотел доказать отцу, что это ошибка — мама не могла умереть. Я никогда не задумывался над тем, что такое может вообще случиться. Но, к сожалению, жизнь непредсказуема и всем нам в этой жизни придётся кого-то потерять.
Мне хотелось разносить всю вокруг от злости, которую я не мог контролировать, но глядя на свою младшую сестру Софи, я не мог позволить себе этого. Я понимал, что я должен быть для неё опорой. Я не должен сдаться, потому что я нужен ей. Я позволял ей плакать в меня, позволял кричать, будучи прижатой ко мне. Я скрипел зубами, стараясь подавить свои слёзы, которые норовили течь ливнем.
Шли недели, а Софи всё так же была подавлена. Я тоже. Не было ни дня, чтобы я не думал о маме и о том, как внезапно это произошло… Не было ни дня, чтобы я не скучал по ней. Но понимал, что я должен встать на ноги. Моему отцу сейчас тоже было нелегко — он потерял любовь своей жизни. Для него это был еще сильнее удар, чем для нас с сестрой. Первую неделю папа старался держаться, старался не подавать виду при нас, как ему тяжело, но по ночам, проходя мимо его спальни, я слышал, как он плачет и произносит имя мамы.
А на второй неделе он сдался. Мы вернулись с Софи после прогулки, на которую я её вытащил, чтобы развеяться самому и развеять сестру, и увидели отца, лежащего на диване в гостиной. Софи подошла к нему, не понимая, что с ним — сразу испугалась, что с ним тоже что-то случилось и расплакалась. Но я её успокоил, сказав, что папа просто устал. Сам-то я понимал, что с ним. Он был пьяным, причём неплохо так. Алкоголь стал единственной вещью, которой он подавлял боль утраты любимого человека. И с тех пор мы с Софи остались одни.
Поскольку мне уже было восемнадцать, я мог её взять под свою опеку. Так я и сделал. Оформлять все бумаги было тем ещё дерьмом, но я смог. За деньги отца я снял нам дом. Теперь мы живём вместе. У неё есть только я, а у меня — она. Семилетнее чудо, благодаря которому я ещё не сошёл с ума и благодаря которому я всё ещё нахожу в себе силы жить.
Брать от отца деньги я больше не мог — и из принципа, и из их отсутствия. Отец больше не появлялся на работе и хрен пойми откуда брал деньги на бухло. Но меня больше это не волновало. Он взрослый мужик, сам разберётся. Он бросил нас в тот момент, когда мы в нём нуждались, и ни я, ни Софи его не простим.
Мне пришлось устраиваться на работу. Восемнадцать лет были большим плюсом, потому что меня брали официально и деньги я получал такие же, как полагается всем. Я работаю везде, где могу: барменом в клубах на выходных, официантом в кафе по понедельникам и вторникам, и грузчиком в среду, четверг и пятницу. И при этом я ещё успеваю водить Софи в школу, забирать, кормить и убирать дома. Тяжело, но я справляюсь. И я не жалуюсь. Не жалуюсь только потому, что другого выбора у меня нет. Я должен обеспечивать свою сестру и себя.