Дождь в наших сердцах
Шрифт:
— Мы не сможем забрать все игрушки, потому что они просто не поместятся. У нас всего одна сумка, а твоих игрушек — целая комната, — она чуть усмехнулась, а потом снова погасла, словно в памяти всплывало что-то плохое. — Подумай, какую возьмешь. Пойдём, я тебя пока одену…
Мы зашли в мою комнату, и мама стала натягивать на меня розовые колготки, а я всё думала и думала, какая игрушка у меня в приоритете… Я осматривала всю комнату — и в голове перебирала все моменты с той или иной игрушкой. И, когда я была полностью одета, мама повторила вопрос, собираясь выходить в коридор:
— Ну что, решила?
— Да.
Я указала
— Бери и иди в прихожею.
Когда мы вышли из подъезда, мама вечно оглядывалась по сторонам и на мой вопрос почему она это делает, отвечала, чтобы я не обращала внимание. Но как я могла не обращать внимание на такое странное поведение? Кроме этого, мама постоянно ускоряла шаг, и мне приходилось не идти с ней за руку, а едва успевать за ней бежать.
Мама ещё дома, как оказалось, купила ближайший билет на поезд в город, где жила бабушка, а именно — Бруклин. На станции мама продолжала оглядываться, словно в каком-то детективном фильме. Словно она думала, что за нами кто-то может следить. А я думала о папе… Думала о том, как сильно буду скучать по нему. По его юмору. По нашим с ним играм. По тому, как он читает мне сказки про принцесс перед сном.
Я лишь надеялась на то, что папа как можно скорее приедет к нам, и мы снова будем вместе… Даже если родители будут часто ругаться — всё равно хочу быть вместе, хочу быть семьёй.
Бабушка и тётя Лили встретили нас очень радушно, как обычно. Обнимали меня, как всегда, очень крепко, целовали в щёки и тискали, как полагается. Помогли маме с сумками и сказали мне идти в комнату, разбирать свои вещи. Потом мы долго сидели в маленькой кухоньке и пили чай. Бабушка с тётей как-то по-особенному смотрели на маму и словно ждали подробностей, а мама лишь говорила, что потом и взглядом указывала на меня. Мол, разговор должен быть без меня.
Я так хотела подслушать их разговор, но Лили зашла ко мне в комнату и стала разговаривать со мной о жизни, о моих любимых увлечениях и тому подобным, тем самым отвлекая меня от задуманного. В итоге я, конечно же, ничего так и не узнала.
Вернее, я узнала всю правду, но только позже. И при других обстоятельствах. И мне хотелось бы всё же таки не знать об этом, а просто теряться в догадках… То, что я узнала и увидела стало тем якорем, который зацепился за мою психику настолько сильно и глубоко, что это стало травмой на всю оставшуюся жизнь.
???
Впервые в Бруклине мы вышли на улицу только спустя несколько дней. Я совершенно ничего не понимала и неизвестность от всей происходящей ситуации очень пугала меня. Я боялась чего-то, сама не зная чего. Я словно чувствовала, что приближается буря. Что скоро шторм сметёт всё вокруг и заберёт у меня что-то. И этим что-то стало самое дорогое, что у меня было. Мама.
С утра всё было хорошо и абсолютно ничего не предвещало какой-то беды. Я весело смеялась, пока бабушка насыпала мне кашу в тарелку, а Лили сидела рядом и смешила меня моей же игрушкой Бимкой. Она разговаривала за него и кусала меня за щеки, что сильно вызывало
Я старалась не думать обо всём, что стало происходить в жизни, но вопросы, на которые мама так и не хочет давать ответы, крутятся в голове вихрем и не стихают. Я думаю о папе каждый день, особенно перед сном, потому что теперь мне приходится засыпать без его сказок… Думаю о том, вернёмся ли мы в наш родной город?
Часам к одиннадцати мы уже вышли с подъезда и направились в сторону метро, так как нам нужно было ехать в центр города. Спустившись вниз, мы зашли на нашу станцию — и мне резко стало холодно. Нет, не потому что в метро всегда прохладнее, нежели на улице. Мне стало холодно по другой причине. Я знала, что сейчас что-то произойдёт. Знала, что сейчас случится что-то настолько плохое, что сломает меня.
— Мам, а трамвай скоро приедет? — напугано спросила я, боясь своего предчувствия.
— Чего ты, Гномик? Скоро.
— Мам, может нам пойти на автобусную остановку?
— Эй… милая, — мама привычным жестом погладила меня по голове, — не бойся.
Всего через несколько минут наш трамвай уже выезжал из тоннеля. Я радовалась. Облегчённо выдохнула, понимая, что, скорее всего, во мне просто разыгралось детское воображение или я себя накрутила. Створки распахнулись, и я первая зашла во внутрь, как было всегда. Обернувшись, я хотела взять маму за руку, потому что меня чуть пошатнуло, но её не было внутри… Я посмотрела в окошко и увидела, что маму держит за руку какой-то мужчина, а потом переместил руку на шею. Я бездейственно стояла и смотрела. Не могла ничего сделать. Я хотела выбежать из вагона, но створки закрылись. А когда трамвай стал отъезжать… я увидела то, что изменило всё. Мужчина застрелил мою мать.
На моих глазах умерла мама. А меня не было рядом. Я не смогла помочь. Трамвай уже въехал в тоннель. И вот я, семилетняя девочка, оставшаяся полностью одна, еду в неизвестном мне направлении. Мои руки тряслись, а глаза были наполнены слезами. Вагон шатало, и я упала всё же на пол, но меня тотчас подняла какая-то женщина.
— Малышка, осторожнее, давай садись! — проговорила она, уступая мне место. Я просто молча села и начала плакать.
Я понятия не имела, что мне делать в этой ситуации. Куда я еду? А как мне вернуться домой? Мне нужно связаться с папой или с бабушкой, или с Лили! Я хочу, чтобы меня кто-то забрал!
— Девочка, что такое? Ты одна? Куда едешь? — вновь спросила женщина.
— Помогите, моя мама… там… в неё выстрелили! Там, откуда мы зашли в трамвай!
В силу своего возраста я даже не могла толком объяснить, но она, кажется, все поняла. Мой испуганный вид, мокрое лицо и трясущиеся руки дали ей понять, что я не выдумываю. Как только трамвай остановился на первой же станции, мы вышли. Женщина держала меня за руку и вела на другую сторону, чтобы вернуться обратно.
Со всхлипами я плелась за ней, не отпуская её руки. Боюсь остаться одна, потеряться. Когда мы вернулись, там уже была полиция, которую кто-то вызвал. А на полу лежала мама. С дыркой во лбу, с которой сочилась кровь. В этот день моя психика сломалась. В этот день я потеряла, кажется, всё.