Дождь в разрезе

Афлатуни Сухбат

При значительной консервативности в отношении стихотворного размера, словаря, не говоря о содержании, – в отношении рифмы в советской поэзии, особенно с 1950-х, наблюдалась б'oльшая толерантность (сказалось включение Маяковского в школьную программу). Возникал слегка пародийный гибрид – вполне традиционное и по форме, и по содержанию стихотворение, но с заковыристой рифмой.

Сегодня подобные рифмы выглядят уже не как «современные», а скорее как анахронизм. От уснащения текста татарками – мажоритарками четырехстопный ямб не станет менее хрестоматийно-заезженным. Или рифма утончаясь – Уго Чавес в последнем сборнике Олега Хлебникова [21] (где, если бы не аннотация, вряд ли можно было бы догадаться, что собраны стихи последних лет, а не двадцатилетней – и более – давности).

21

Хлебников О. Люди страстной субботы. – М.: Арт Хаус медиа, 2010.

Кстати, Лебядкин тоже имел слабость к «современным» для того времени рифмам, вроде: гувернантка – жоржзандка, граната – Игната… Правда, он не декларировал особым образом их современность, только простодушно радовался: «Каковы рифмы!» Сегодня литкритики и кураторы, естественно, объяснили бы и самому Лебядкину, и читающей публике то, какие замечательно современные рифмы он использует…

Конечно, не возбраняется рифмовать и лес с sms, и КПП с КГБ. И я полностью согласен со Степановым, когда он в той же статье пишет:

Поэтический язык обогащается за счет языка непоэтического – просторечного, вульгарного, жаргонного, канцелярского, подросткового, профессионального, офисного…

Да, такое языковое расширение как раз и есть один из признаков поэзии действительности. Вопрос только – как происходит это обогащение, как современность отражается в рифме…

От рифмы – к слову

За рифмой часто холостой,

Назло законам сочетанья…

А. Пушкин

В чем же тогда современность рифм?

В дефункционализации. В как можно большем снятии с рифмы функции служить, подобно контрфорсу, подпоркой и украшением. Или, если взять музыкальную аналогию, – гармонической функцией (тоника – доминанта, тоника – доминанта…). И современная архитектура, и музыка уже очень давно без этих несущих конструкций обходятся.

Рифма – это прежде всего слово само по себе, и лишь затем – слово-функция. Традиционный – функциональный – взгляд на рифму как на то, что служит связыванию, благозвучию, уже не работает. Необходимо возвращение рифме качества слова-самого-по-себе.

Современная рифма – рифма незаметная, «бедная», «холостая». Не выделяющаяся как слово – или два, в случае сложной рифмы, – по сравнению с остальными словами в стихотворении.

Это – в идеале.

В реальности рифма, конечно, всегда будет более заметна – в силу своего положения на конце строки и созвучия с другим концевым словом. Тут уж вопрос поэтического вкуса, мастерства, интуиции, авторского стиля – как «разгрузить» рифму.

Например, «традиционность» рифм Гандлевского – это как раз случай такой «разгрузки». Рифма здесь даже не столько традиционна, сколько простовата, даже слегка неумела (но – продуманно-простовата и продуманно-неумела). Вот фрагмент из стихотворения, который приводится у Степанова:

Мою старую молодость, старость мою молодуюДля служебного пользованья обрисую.Там чего только нет! – Ничего там особого нет.Но и то, что в наличии, сходит на нет.И глаза бы мои не глядели, как время моёЧерез силу идет в коллективное небытиё.Обездолят вконец, раскулачат – и точка.Что ли впрок попрощаемся, дурочка, Звёздочка,Ночка? [22]

Простой, элементарный тип рифмовки (ааbb), вполне соответствующий слегка сбитому ритму, просторечиям. Рифма не выпирает, напротив, работает на целое. Тонко выстраиваются смысловые и аллитерационные повторы (молодость – молодую, нет – нет – нет, точка – дурочка – звездочка – дочка). Пожалуй, единственная претензия, которую я бы мог высказать, – в некоторой интонационной и даже лексической зависимости этого отрывка от известного мандельштамовского «Ох, как крошится наш табак, / Щелкунчик, дружок, дурак!»

22

Знамя. – 2004. – № 1. Впрочем, в оставшейся части стихотворения, которую Степанов не счел нужным цитировать, есть и рифмы, которые явно нельзя назвать устаревшими: «припрячь их – телячьих», «шпане – мне»…

Так что рифмовки у Гандлевского нисколько не устаревшие. На таких же «опрощенных» рифмах работают сегодня и многие другие – разные, но безусловно современные – авторы: Чухонцев, Ермакова, Галина, Фанайлова, Науменко, Файзов, Русс…

Порой даже самая банальная рифма – через остранение в стихе – может вполне стать фактом современной поэзии. Например, у Игоря Бобырева:

ПОЭМА ПРО УБИТОГО ЖУРНАЛИСТА

1

да я теперь живуя призрак водкии длинная хорда немой селёдкия в телогрейке памятник егоя жду рассвет для памяти его

2

пакет для языкадля глаздля водкидля головыдля теладля селёдкидля погребальных предприятий вакуумв стране свободы память вакуум

Дважды повторяется банальное: водка – селёдка. Замыкающие тавтологические рифмы: памятник его – памяти его, вакуум – вакуум. Невозможность речи – при столкновении с насильственной смертью – требует именно такой опрощенной и в то же время парадоксальной рифмы. Возникает интересный микро-диптих, концентрированное поэтическое высказывание.

Дефункционализация рифмы не обязательно должна идти в сторону опрощения и тавтологии. Она может выражаться и в преобладании диссонансных рифм. Путь этот, в английской поэзии протоптанный еще в двадцатых-тридцатых годах прошлого века, в русскую поэзию вошел относительно недавно – например, у Андрея Грицмана («Дружба народов», 2010, № 4):

Неподвижен остаточный воздухв тайниках анонимного леса.Путь до станции тихой недолог.Отправление неизвестно.

Или другой – также давно апробированный в английской поэзии тип рифмовки – «мерцающая» рифма, возникающая как бы внезапно в нерифмованном стихе. Санджар Янышев, из стихотворения «Край ночи»:

Сегодня любая малость, любой пустякузнаёт во мне своего Гомера.Но вчера – ты слышала? – в новостяхпередавали: два самолета столкнулись в воздухе,погибли дети —их посадили не на тот рейс;часом раньше вылетел «Ту»и благополучно приземлился в Барселоне —мы были на нём…