Дождался
Шрифт:
— Я не буду обедать сегодня, госпожа Шварц! — объявил Ракитин.
И нашел нужным прибавить:
— Обедаю в Веве… С одной знакомой.
— О, monsieur! — шутливо-строго сказала хозяйка и погрозила пальцем.
— Вы что же думаете? — смеясь, спросил Ракитин.
— Вы ведь опасный человек…
Ракитин от удовольствия вспыхнул. Он как-то особенно победоносно затеребил бородку и с преувеличенной напускной скромностью проговорил:
— Увы! И стар, и толст, и уж никому не опасен! До свидания. И, пожалуйста, сиделку.
— Сию минуту! — И хозяйка надавила кнопку. —
И, сразу переходя в деловой тон и делаясь любезно-серьезной, прибавила:
— Вы знаете условия пансиона?
— Какие?
— Если не обедаете дома, плата за обед не исключается… Я обязана предупредить… Извините…
— Знаю! Знаю!
И, приподняв шляпу, Ракитин ушел и сел на трамвай.
8
Желаю успеха! (франц.)
Жена тайного советника, лет за тридцать, не оскорбляющая эстетических чувств Ракитина, элегантная брюнетка, приехавшая в Швейцарию с десятилетним мальчиком ради его слабой груди, уже порядочно соскучившаяся по Петербургу, обрадовалась приходу Ракитина.
Она с интересом прослушала о проблематической барыне, не приезжающей к влюбленному умирающему мужу, пожалела мужа, возмутилась женой, но, впрочем, старалась найти смягчающие обстоятельства, сказав несколько прочувствованных слов о женах, которые выходят замуж, не подумав, без настоящей любви.
Так как Ракитин знал, что и Наталья Ивановна Брике не подумала перед замужеством, так как господину Бриксу за шестьдесят, то Ракитин не без большого оживления и торопливо стал рассказывать о нелепых предрассудках брака и вообще о любви и смешил молодую женщину своей веселой, остроумной и дерзкой болтовней. Она смеялась недвусмысленным рассказам старого ухаживателя и знатока женщин, улыбалась его будто бы нечаянно срывавшимся комплиментам и, в свою очередь, не оставалась в долгу, рассказывая, как приятно болтать с таким умным, талантливым писателем.
Они проболтали целый день. Обедали вместе в пансионе. Гуляли. И оба кокетничали друг с другом, довольные, что не скучали.
Расставаясь, элегантная брюнетка с вкрадчивой обаятельностью просила не забывать ее и “посмеяться вместе”, как сегодня. И Ракитин, конечно, обещал и несколько раз поцеловал ее душистую руку.
Он вернулся домой в десятом часу, очень довольный проведенным днем.
“Пожалуй, и досмеемся до маленького романа! Мужу за шестьдесят, а она с темпераментом и, кажется, не настолько глупа, чтобы заинтересоваться здесь каким-нибудь чахоточным молодым человеком!” — думал Ракитин и весело усмехался, уверенный, что произвел на скучающую барыньку впечатление.
А тайная советница в то же время, между прочим, писала одной приятельнице в Петербурге:
“Думала, что Ракитин умнее. Он воображает себя неотразимым и с первого же визита принял аллюры ухаживателя, не понимая, что он немножко смешон со своим самомнением,
Ракитин вошел в комнату и присел на балконе. Он забыл об обещании навестить вечером Неволина и был в мечтательном настроении самоуверенного женолюба, как в комнату постучали.
Мечтательное настроение сразу исчезло, когда вошла Берта и сказала, что больной уже три раза посылал за ним.
— Очень просил зайти.
— Ему хуже?
— Нет… Как будто бодрее.
— Сиделка там?
— Как только вы ушли, она пришла.
— Скажите, что приду сию минуту!
Он докуривал папиросу, чтобы оттянуть минуту посещения. Но, внезапно почувствовавши стыд за свое равнодушие к умирающему, швырнул недокуренную папироску, порывисто поднялся с лонг-шеза и вышел из комнаты.
Комната Неволина, слабо освещенная лампой под темным абажуром, казалась еще мрачней. Запах лекарств и спертый воздух казались невыносимыми. И самый больной в полутьме казался еще неприятнее и страшнее с его мертвенным лицом и блестящими глазами.
Сиделка, с располагающим лицом, спокойная, без фальшивой подбадривающей улыбки, но и не мрачная, сидевшая в кресле, в отдалении от кровати, и коротавшая вечер за книгой, слегка поклонилась в ответ на поклон Ракитина и мягким, приятным голосом, низковатый тембр которого словно бы успокаивал, проговорила, обращаясь к Неволину:
— Вот и пришел monsieur Ракитин. А вы так волновались… Верно, раньше нельзя было…
И плотная, моложавая женщина взглянула на Ракитина — показалось ему — особенно серьезно, словно с упреком.
— Простите, Валерий Николаич… Раньше не мог… Встретил одного издателя и, понимаете…
Но Неволин, казалось, не слушал Ракитина.
И, перебивая его, счастливым, торжествующим и взволнованным голосом, проговорил:
— Послезавтра приедет… Выехала… Прочтите телеграмму… Срочная!
Ракитин подошел к столику, взял телеграмму и прочел:
“Телеграфирую с вокзала. Завтра буду около тебя, и скоро поправишься”.
Неволин не спускал глаз с Ракитина.
— Ну вот видите, Валерий Николаич… Можете спать отлично, — весело проговорил Ракитин. — И сразу глядите лучше, чем утром.
— Еще бы… Теперь я быстро стану поправляться…
Неволин не интересовался уже более, зачем Ракитин так долго не приходил и какого издателя он встретил.
Неволин начал было рассказывать, что он ел и с каким аппетитом ел бифштекс…
Но сиделка мягко остановила Неволина: