Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— Wie heisst du? Zeigen Sie mir bitte Banja? [10]
Дедок в ответ только лупал глазами, но вот тетка, похоже, вычленила главное в моем вопросе:
— Баня? Скоро баня, скоро… Часок подождать надо, топят ее пока, — затараторила она, совершая руками иллюстративные движения: так, на слово «баня» она изобразила, что моет что-то, а на «топят» — словно дрова в печку бросала. При этом похожа она была на родных «челночниц», торгующихся на барахолке в какой-нибудь восточной
10
Тебя как зовут? Не мог бы ты показать мне баню? (нем.)
Тотен подключился к лицедейству и на ломаном русском переспросил, точно ли час ждать. А может — два? Тетка не моргнув глазом согласилась и со второй цифрой, после чего Алик с важным видом перевел для меня диалог на немецкий — слава богу, не весь.
Буркнув «Gut!», я сунулся в телегу, собираясь стащить какую-нибудь вкусняшку, тем более что Тотен так аппетитно хрустел огурцом, но тут же был оттерт неугомонной селянкой, которая, окатив меня очередным валом трескотни, выдрала у меня корзину с овощами, подхватила вторую — с пирогами и понесла все это богатство к дощатому столу, вкопанному в тени здоровенной липы, росшей рядом со зданием школы.
«Вот ведь реактивная мадама! — искренне восхитился я энергии и бесстрашию тетки. — И совсем не боится, что осерчавший такой бесцеремонностью зольдат может и в дыню прикладом зарядить! Впрочем, приклада у меня с собой нет, пистолет в кабуре, и вообще — внутренняя интеллигентность так и прет! Потому и не боится нисколько…» Я заметил, что Алик жестом показал мне, что надо отойти и переговорить. Проводив грустным взглядом старика, несущего к столу исходящий паром чугунок, я поплелся вслед за другом.
— Ну что там, в местном правлении? — спросил я, когда мы уселись на завалинке у крыльца, прямо под вывеской «Загатьинская средняя школа».
— Все довольно неплохо: немцы здесь крайний раз были больше двух недель назад.
— Вот как? Что же, им и продналог не нужен? — удивился я.
— А это уже Акункин подсуетился — местные сами продукты возят. Раз в неделю грузят две подводы…
— И куда везут?
— К шоссе, до Чечевичей. Говорят, километров тридцать в один конец выходит.
— Понятно. А немецкий он откуда знает?
— Учительствовал.
— Здесь? — я показал на вывеску.
— Нет. Городской. Из Минска.
— Ты и это вызнал?
— Спрашиваешь! Чай, не первый день допросами занимаюсь… — усмехнулся Тотен. — Натаскался уже.
— Домой вернемся — в ЭйчАр [11] переходи, претендентов будешь колоть.
— Лишь бы вернуться, Тошка! Лишь бы вернуться! А там я даже на ресепшене сидеть готов! — отшутился Демин.
11
От
— Ты за стойкой в немецкой форме сидеть будешь, или в энкавэдэшной?
— Да хоть голым! — Чувствовалось, что Лешу неслабо «плющит» от одной только мысли, что мы можем и не попасть обратно домой, хотя если вспомнить, что из всей нашей шатии-братии он, пожалуй, самым домоседом был, то ничего удивительного.
— Вернемся, брат! Куда мы денемся! — Надеясь, что голос прозвучал не слишком фальшиво, бодро сказал я в ответ. — Лучше давай про «бугра» местного опять!
— Да мутный он, аж жуть! У меня, признаться, сложилось ощущение, что он того… — и Тотен сделал многозначительную паузу.
— Да говори прямо, а то нам, контуженым, мозги напрягать вредно!
— Ну как тебе сказать… — снова замялся друг. — Короче — он немцам не просто так служить пошел!
— Казачок засланный, что ли?
— Как раз наоборот. Сложилось у меня ощущение, что он нам где-то даже рад.
— «Нам» — это кому?
— Ну, что солдаты немецкие в деревне объявились. Намекнул тоненько, что давно уже предлагал гарнизон в деревеньке разместить.
— Ого! Колхозников, что ли, своих боится?
— Здесь совхоз, а не колхоз! — поправил меня педантичный Алик.
— Один фиг! — отмахнулся я. — Лучше про гарнизон продолжай.
— Не скажи, форма собственности разная, — продолжал настаивать собеседник. — Мне хмырь этот документик интересный показал.
— Что там?
— Инструкция, в которой рекомендовано преобразовать совхоз в сельскохозяйственную коммуну, в которой, кстати, запрещается раздавать совхозное имущество населению.
— О как! — удивился я, но уже через секунду вспомнил кое-какие события месячной давности. — У Акимыча что-то похожее творилось. Не хотят жратву по отдельности собирать, верно?
— Вот, я прихватил, — и он достал из кармана кителя сложенный лист бумаги, — сейчас прочитаю: — Первое: «Во всех колхозах необходимо строго соблюдать трудовую дисциплину, ранее учрежденные общими собраниями правила внутреннего распорядка и нормы выработки. Все без исключения члены сельхозартели должны беспрекословно выполнять приказания председателей и бригадиров, направленные на пользу работы в колхозах». Как тебе?
— Ну, это мы уже обсудили. Дальше давай!
— Не вопрос! Пункт второй: «На работу выходить всем безоговорочно, в том числе служащим, единоличникам и беженцам, работать добросовестно».
Третье: «Бригадирам и счетоводам строго ежедневно учитывать работу каждого в отдельности лица и записывать выработанные трудодни».
Дальше: «Подготовку почвы к осеннему севу и проведение осеннего сева производить строго коллективно».
— Хороший заход, — вставил я, пока он переводил дыхание, — все крики про единоличников можно в унитаз спустить.